Андрей Воронин - Кровавые жернова

Мальчик стоял прижавшись щекой к забору, припав глазом к щели. Плечи его вздрагивали.

Когда Илья повернулся к нему лицом, из невидящих глаз мальчишки катились слезы, крупные, как горох. Теперь Андрей Алексеевич чувствовал, что кто-то невидимый стоит за Ильей, словно направляет его. Движения мальчика стали более уверенными. Он спускался по тропинке прямо на Холмогорова, не замечая его. Илья прошел совсем близко, чуть не коснувшись его плечом.

Илья остановился на том же месте у омута, где ловил рыбу. Холмогоров стоял у него за спиной. Один шаг отделял ребенка от воды, черной, густой, глубокой. Илья рванулся вперед резко, будто кто-то толкнул его в спину. Андрей Алексеевич еле успел схватить его за плечи.

– Стой! Ты куда?

Когда Илья обернулся, Андрею Алексеевичу показалось, что ребенок с ненавистью смотрит на него. Но затем мальчик прижался к Холмогорову, расплакался, уткнулся в плечо мокрой щекой. Он не мог идти сам, и советник, легко подхватив его на руки, понес к дому.

Когда он подошел к калитке, Илья уже сладко спал. Отец Павел и матушка Зинаида стояли в тех же позах, в каких их оставил советник Патриарха.

– Что с ним? – шепотом спросил отец Павел.

– Теперь все хорошо, спит. Не тревожьте его.

Холмогоров даже не дал отцу взять на руки Илью, сам отнес его, уложил в кровать.

– Куда он ходил? – спросила матушка Зинаида.

– На рыбалку, – спокойно ответил Холмогоров.

– Я так боюсь! Мне кажется, с ним что-то случилось, – матушка так и не смогла вымолвить. – Мне кажется, его подменили, он стал другим, – выдавила она из себя. – Совсем перестал разговаривать, отвечает невпопад, смотрит сквозь меня.

Женщина с мольбой посмотрела на Холмогорова, а тот даже не знал, чем ей помочь, как утешить.

– Все будет хорошо, – с надеждой произнес он, хотя сам в это слабо верил.

Матушка села в кресло, а Андрей Алексеевич, взяв под локоть отца Павла, повел его в гостиную и прикрыл за собой дверь.

– Что за дом у реки за высоким дощатым забором?

– Раньше там была мельница, – задумчиво произнес священник, – рядом стоял дом мельника. Мельница сгорела давным-давно, еще до меня. А дом из красного кирпича стоял пустым.

Нового хозяина я толком не знаю, в церковь не ходит, приехал вроде из Москвы. Странный он какой-то. Прошлой осенью приехали строители, работали даже зимой. Никуда не ездит, хотя при машине.

– Кто-нибудь в деревне с ним знаком?

– По-моему, Грушин его немного знает. Ничего о нем не могу сказать ни хорошего, ни плохого.

«Удивительно, – подумал Холмогоров, – обычно в деревне все друг о друге знают почти все, присматриваются к приезжим. Мельница, омут…»

– Кто был хозяином мельницы? – поинтересовался Андрей Алексеевич.

Священник наморщил лоб, принялся теребить бороду:

– Насколько я знаю, после Гражданской войны мельника с семьей выслали. Сюда никто из них не возвращался. Мельница простояла недолго, то ли сгорела от молнии, то ли подожгли.

Давно это было.

Взглянув в уставшие глаза священника, Холмогоров произнес:

– Не так уж и давно.

– Староста может больше рассказать, он с рождения здесь живет.

К чтению Андрей Алексеевич не вернулся. Он погасил лампу и лег в постель. Давненько он не спал на пуховых перинах в деревенском доме.

Что-то далекое, забытое нахлынуло на него вместе с запахами и звуками, он уснул без сновидений, безмятежно, как спал только в детстве.

С наступлением летней жары странное воспаление, которому не могли дать объяснение дерматологи, обострилось. Ни таблетки, ни мазь не помогали. Помогала лишь водка. Когда Полуянов выпивал стакан, боль и зуд чудесным образом унимались. Но не станешь же пить на работе!

Поэтому приходилось терпеть. Рубашка из тончайшего хлопка казалась наждачной бумагой, пот разъедал язвочки, но Антон не подавал виду. Он прямо держал спину, когда разговаривал с секретаршей. Именно из-за болезни Нина стала страшно его раздражать. Если бы она ушла из офиса, можно было бы снять пиджак, намочить рубашку в холодной воде и хоть на четверть часа испытать облегчение. Родственница же подруги жены исправно несла службу.

«Пятница, – подумал Антон. – Еще один день в офисе, и на выходные можно будет расслабиться. Поеду на дачу. И черт с ним, что подумают обо мне соседи! Сброшу рубашку, майку и в одних шортах завалюсь на траву».

Но тут же вспомнил о солнце. Врачи не рекомендовали.

– Никого ко мне не пускай, – злясь на самого себя, бросил Антон секретарше и закрыл дверь кабинета.