Андрей Воронин - Кровавые жернова

– Колдун… – прошептал Илья, не находя в себе силы отойти от забора.

На окровавленных губах колдуна мелькнуло подобие улыбки, ярко блеснули розовые окровавленные зубы.

– Не бойся, – прозвучал вкрадчивый, заползающий в душу голос.

И от этого стало еще страшнее.

Мужчина простер над костром руки, и пламя рванулось ввысь, взметая снопы искр. Мальчишка зажмурился. А когда вновь открыл глаза, то колдуна уже не было.

– Я же говорил, не бойся, – услышал он вкрадчивый голос у себя за спиной. На его плечо легла горячая рука. Мужчина с разрисованным смуглым лицом нагнулся и прошептал на ухо мальчишке:

– Ты не должен был этого видеть.

– Да, – прошептал Илья.

– Но ты видел. Пойдем.

Влажная от страха ладонь мальчишки исчезла в пальцах колдуна. Илья боялся поднять голову, брел, глядя на траву, на свои босые ноги. Он перешагнул через брошенную удочку, его босые ступни заскользили по откосу. Вот и мельничный омут с торчащими от воды почерневшими от времени сваями. Дерево искрошилось, как зубы во рту древнего старика.

Мужчина подвел мальчика к самой воде. Он стоял у него за спиной, положив горячие ладони на худые вздрагивающие плечи. Илья боялся оглянуться.

– Иди. Ты ничего не видел.

Ладонь колдуна легла мальчишке на глаза.

Колдун резко отдернул руку. И Илья увидел перед собой не омут, а песчаную проселочную дорогу.

– Иди, не медли, – прозвучал ласковый голос.

Илье стало легко, спокойно, будто тяжелая ноша упала с плеч. И он пошел по согретому солнцем песку. Легкое облако набежало на солнечный диск, и мгновенно исчезли тени.

Солнечные блики исчезли с лобового стекла старого грузовика, и Григорий Грушин, водитель молочного завода, поднял солнцезащитный козырек. Песчаная проселочная дорога вилась среди полей. Грузовик переваливался на выбоинах, в кузове грохотали пустые бидоны. Григорий ехал в деревню Погост за молоком. Оставалось еще пять километров.

«Пусто как», – подумал Григорий и потянулся к квадратной пачке «Беломора». Но отдернул руку, вспомнив, как утром его замучил кашель.

Грузовик перевалил через пригорок, на несколько мгновений водитель засмотрелся на купола церкви, возносившиеся над старыми липами.

Только отсюда их и можно было разглядеть. Грушин вздрогнул и резко вдавил педаль тормоза.

Навстречу машине, глядя перед собой невидящими глазами, шел босой мальчик с удочкой и ведром.

Григорий зло посигналил, но мальчишка даже не поднял голову. Грушин тормознул так резко, что машина заглохла. Он зло выругался и спрыгнул на дорогу. И тут подготовленные ругательства застряли у него в горле: дорога была пуста до самой деревни.

«Черт знает что такое! – подумал Григорий, ощутив, как мелко трясутся его руки и становятся влажными ладони. – Был же мальчишка!» – он даже заглянул под машину, но и там мальчика не оказалось, лишь клубилась пуль.

Грушин вытряс из картонной пачки папиросу. Табачная крошка прилипла к влажной ладони. Язычок пламени лизнул кончик папиросы, и водитель втянул горький дым.

– Был мальчишка! – убежденно произнес Грушин. – Не может этого быть!

Он почувствовал, что должен найти какое-то объяснение, иначе видение будет долго его преследовать. Глядя под ноги, он прошелся по дороге. Трава, песчаная колея. Грушин присел на корточки и соломинкой прикоснулся к четкому отпечатку детской босой ноги. Отпечаток был совсем свежий и почему-то влажный, словно мальчик только что был здесь, а затем растаял в воздухе.

– Эй! – позвал водитель и осмотрелся – Ты где? Кончай шутить!

Слева и справа простиралось поле, невысокий овес, в нем не спрячешься. Григорий, не отрывая взгляда от дороги, прошелся вперед Следов было немного – десять отпечатков босых детских ступней. Походив вокруг, Григорий понял, что не в состоянии найти вразумительное объяснение произошедшему, кроме как «наваждение».

Наконец-то появилось нужное слово. Оно ничего не объясняло, но давало успокоение. Облако сползло с солнечного диска, странное марево исчезло. Мир вновь стал ярким, цветным, отчетливым.

Григорий щелчком отбросил окурок, опустил солнцезащитный козырек, и автомобиль, затарахтев двигателем и загремев пустыми бидонами, покатил по дороге к деревне, стирая протекторами детские следы на песке.

Матушка Зинаида хватилась младшего сына, когда пришло время всей семье садиться обедать. Тарелка с супом и отрезанный кусок хлеба, предназначенный Илье, стояли напротив его любимого стула. Илья никогда не опаздывал, знал, что мать с отцом будут недовольны и без него никто не начнет есть. Попадья посмотрела на старших. Сергей и Дмитрий пожали плечами, переглянулись.