Андрей Воронин - Мишень для Слепого

Известие о гибели Иосифа Михайловича Домбровского, зверски и профессионально убитого в своей квартире, выбило из колеи генерала Потапчука. С ним уже давно такого не случалось, его словно парализовало.

– Как так? За что? – шептал он побелевшими губами. – Тебя-то за что?

Но он знал ответ: Иосифа Домбровского убрали из-за его причастия к изготовлению Комитетом фальшивых денег. Но ведь как давно все это было!

– Семьдесят пятый год, будь он неладен, – шептал генерал Потапчук.

«Двадцать с лишним лет прошло, и лишь сейчас тебя настигла пуля. Эх, Иосиф, вот уж не думал, что ты станешь жертвой. Ведь ты не руководил, ты только честно и профессионально делал свое дело. Это я виновен в смерти Домбровского», – признался себе генерал Потапчук.

Генерал распорядился, чтобы его люди оставались на месте – сейчас он вышлет к ним оперативную группу, а чуть позже приедет сам. Две машины с экспертами и специалистами помчались с включенными мигалками по улицам Москвы. Генерал Потапчук выехал следом.

Когда он оказался в квартире Домбровского, там уже вовсю велась работа. А через два часа генерал знал, что Иосиф Михайлович Домбровский убит из того же пистолета, что и Лев Иванович Самсонов.

«Значит, все это звенья одной цепи. Остается выяснить, где ее начало и конец».

Дел у Потапчука было и без того, как говорят, выше крыши. Но стоило отложить даже самое спешное и необходимое, лишь бы найти убийцу Иосифа Домбровского. Люди генерала Потапчука занимались оперативными поисками, а он, вернувшись в кабинет, уселся за компьютер и стал рыться в архивах, пытаясь проследить путь партии фальшивых денег с того самого момента, когда он потерял их из вида.

И ему, как ни сложно это было сделать, какими засекреченными ни являлись документы, удалось найти одну бумагу – акт за подписью полковника Разумовского о том, что партия денег уничтожена, измельчена в специальной машине и затем сожжена за городом. Кроме подписи полковника Разумовского на бумаге стояли еще две подписи: подпись управляющего делами Совмина, который давным-давно, в разгар перестройки, покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна своей квартиры, и некоего майора КГБ по Фамилии Медведев.

Генерал Потапчук принялся выяснять, что это за майор Медведев, и через час компьютер выдал информацию, тоже засекреченную, что Медведев – фамилия вымышленная, что это оперативный псевдоним, под которым работал генерал Лев Самсонов.

– Черт подери! – воскликнул генерал Потапчук, глядя на зеленовато светящийся экран. – Будь вы все неладны!

Круг замыкался на мертвецах. Лишь один из персонажей запутанной истории существовал в реальном мире – Разумовский Петр Павлович. Потапчук знал Разумовского, знал неплохо. На его взгляд, генерал Разумовский был честным и порядочным офицером, даже слишком порядочным. А вес, что слишком, обычно вызывает некоторые сомнения.

«Не исключено, ему что-либо известно, и он сам как-то задействован в цепочке этих смертей, и не исключено, и ему сейчас угрожает опасность, а он о ней не догадывается».

Но тем не менее что-то надо было предпринимать.

Ведь неспроста же сошлись воедино эти смерти.

"Посоветуюсь с директором ФСБ, передам ему информацию, которой владею, пусть сам решает. За подписью директора ФСБ мне дадут на руки любое дело, и тогда я смогу вести работу. Тем более, на завтра мне назначен прием у директора.

Генерал Разумовский вошел в здание банка, естественно, через служебный вход, естественно, его встретили и провели в кабинет председателя совета директоров. Обстановка кабинета производила впечатление. Все говорило о том, что банк процветает, несмотря на кризисы, на выступления в периодике, будто бы банковское дело сейчас уже не приносит таких прибылей, как раньше.

Председатель, красивый мужчина, широкоплечий, в дорогом костюме, поднялся навстречу посетителю из-за стола, едва ли не распростер объятия.

– Здравствуйте, Петр Павлович. Что привело вас к нам? Всегда рады помочь органам. Присаживайтесь, пожалуйста. Кофе, напитки? Может быть, коньяк?

– Нет, чашечку кофе, Владислав Терентьевич.

Генерал и Владислав Терентьевич Богатырев устроились за низким столиком на изящных тонких ножках.

На нем появился кофейный сервиз, место которому явно было в музее.

– Хорош фарфор, – оценил Разумовский.

– Да, кузнецовский, – небрежно ответил банкир. – Так по какому вопросу, Петр Павлович?