Андрей Воронин - Оружие для Слепого

Цели были определены, задачи поставлены и теперь их оставалось только воплотить в жизнь, вернее, в смерть. Полковник Браун был умен, он рассчитал все абсолютно точно. Какой же русский не придет на похороны своего учителя?

Уже с утра в большой квартире академика Лебедева все было готово к встрече съемочной группы из Англии. Но опаздывают не только русские кинематографисты – это клеймо всех тех, кто непосредственно связан с кино. Даже славящиеся своей пунктуальностью англичане опоздали почти на час. Но в отличие от наших, которые появляются как Бог на душу положит, англичане сочли нужным позвонить и предупредить, что задерживаются в аэропорту с таможенным оформлением аппаратуры. Они были учтивы и безукоризненно вежливы. Сам продюсер не приехал – слишком много у него было дел, связанных с новым проектом.

За это время у него состоялся еще один телефонный разговор с академиком, в котором были обсуждены и уточнены детали предстоящей съемки.

Буквально за несколько минут до появления съемочной группы Надежда Алексеевна вместе с Верой уговорили строптивого академика надеть выходной костюм и повязать галстук.

– Да зачем он мне нужен? Люди же не на костюм смотреть приехали, а меня слушать. Ведь всегда я хожу в другом, – спорил с женой и дочерью Иван Николаевич. – Вот когда умру, тогда и оденете меня в тот костюм, который вам по вкусу, – невесело пошутил академик, – а пока я жив, буду ходить у себя дома в том, в чем нравится. И неважно, снимают меня в это время или нет.

Но жена и дочь стояли на своем.

– Это же мне будет стыдно, – говорила Надежда Алексеевна, – будто я за тобой не слежу. Ходишь в каком-то отрепье, будто бомж с вокзала.

Иван Николаевич расхохотался:

– Ладно, ладно, уговорили. Но я обязательно скажу, что это женщины заставили меня надеть костюм, поэтому я и выгляжу по-дурацки.

Но костюм на худощавом академике смотрелся великолепно. Что-что, а одежду он, как потомственный интеллигент, носить умел.

Наконец костюм был надет, галстук с помощью жены завязан. Вера обошла вокруг отца, придирчиво осматривая его, и не удержавшись, воскликнула:

– Ну, папа, ты…

– Что я?

– Выглядишь замечательно!

– Я всегда выгляжу хорошо, – отшутился академик и вдруг хлопнул себя по лбу. – Я же хотел в мантии и в шапочке предстать перед съемочной группой! Как-никак – почетный член Британской академии, почему я вдруг, как какой-то директор завода, должен показываться в пиджаке и галстуке?

Но доспорить Иван Николаевич не успел. В дверь позвонили.

– Все, хватит дискуссии разводить. Еще не хватало при чужих людях выяснять отношения, причем по такому глупому поводу, – быстро проговорила Надежда Алексеевна и бросилась открывать.

Дочь увидела на письменном столе отца его любимый стакан с серебряной ложечкой, с серебряным подстаканником и всплеснула руками:

– Папа! Папа!

– Что с тобой, дочка, ты что, англичан стесняешься? Они такие же люди, как мы, только наглее, не стесняйся и ты.

– Я и не стесняюсь. Но серебро не почищено! Давай куда-нибудь спрячем.

Но Иван Николаевич взял стакан в руки:

– Никуда его не прячь, хватит с них и костюма.

Стакан будет стоять рядом со мной. Я его люблю, я из этого стакана пью чай всю свою жизнь. И мой отец из него пил. Так что, Вера, этот предмет будет находиться рядом, пусть останется для истории.

– Папа, его уже фотографировали…

В большой прихожей послышалась ломаная русская речь, но тут же она сменилась английской. Надежда Алексеевна по-английски читала и говорила еще более бегло, чем Иван Николаевич, хотя словарный запас у нее был беднее.

Академик улыбнулся:

– Слышишь, Вера, как мама старается? Учись.

– Я тоже могу, – улыбнулась Вера.

– Сейчас посмотрим.

Появились англичане. После непродолжительного подготовительного разговора стали выбирать место съемки. Остановились на кабинете: ведь здесь все говорило о том, какое место в науке занимает академик Лебедев – и фотографии под стеклом, и корешки книг, и портрет Вавилова. На несколько секунд вспыхнул ослепительный свет юпитеров, и просторный кабинет от большого количества людей и от яркого света показался Ивану Николаевичу каким-то маленьким и тесным.

– Ну что, может, приступим? – сказал он, поудобнее устраиваясь в кресле.

Ассистентка режиссера только что закончила пудрить лоб и нос лысоватому журналисту, который должен был появиться в кадре всего на несколько секунд, чтобы представить собеседника и подвести итог интервью.