Андрей Воронин - Оружие для Слепого

О существовании Клары, с которой Быстрицкая работала с полгода до того, как он с ней познакомился, Сиверов знал только понаслышке. Домой Ирина ее никогда не приводила. Правда, он видел пару фотографий, на которых подруги были сняты за столиком уличного кафе. Фотограф щелкнул женщин «Поляроидом» – два мгновения, выхваченные из жизни. Клара была хрупкая, невзрачная, абсолютно не спортивная.

Если Быстрицкой по пятибалльной шкале можно было поставить пять с плюсом, то Клара тянула, в лучшем случае, на троечку с минусом.

Об умственных способностях Клары Быстрицкая всегда отзывалась с уважением:

– Она такая… Она на ровном месте может деньги заработать. Ты не представляешь себе, как она умеет разговаривать с клиентами!

– Это как же на ровном месте? – спрашивал Глеб, засыпая кофе в кофеварку.

– Нет, я больше не буду, – тут же говорила Быстрицкая, – я кофе напилась столько… – и она тут же замолкала, поняв, что ляпнула лишнее. Действительно, где это ты напьешься кофе до умопомрачения – в театре или парикмахерской? Кофе можно напиться до горечи во рту только на работе, причем на такой работе, которая нравится, откуда не хочется уходить и которую не можешь бросить. Пусть тебя даже дома ждет маленький ребенок, любимый человек, но работа есть работа, она тоже требует части души, и немалой части.

– Клара очень умная, – повторяла Ирина.

– Ты говоришь так, словно бы тебя саму Бог обделил умом.

– Нет, в других вещах я, может быть, соображаю быстрее ее и лучше. Но что касается денег, тут ей нет равных.

– А что же она так одета?

– В смысле?

– Ну вот, судя по фотографиям – а что на них твоя Клара, я не сомневаюсь – она выглядит не ахти.

– Много ты понимаешь! – улыбалась Ирина. – Да у нее шмотки из самых дорогих бутиков, почти все эксклюзив.

– Может быть. Но сидят они на ней…

– Тут уж ничего не сделаешь, такая у нее фигура, такой уродилась. Это на меня что ни надень, все к лицу. А она в магазине по три часа ковыряется, пока подберет что-нибудь на себя. То рукава коротки, то талия не на том месте, то в плечах узко, то грудь пропадает…

– Если грудь есть, она никуда не пропадет, – убежденно говорил Глеб, глядя на Ирину.

– Ну вот, кто про что, а мужчины всегда про одно и то же! – кокетливо прикрывала полой халата свою грудь Быстрицкая.

– Вот и я о том: что есть, то не спрячешь. Грудь – она как талант, как деньги: либо есть, либо нет.

– С тобой спорить бесполезно. Скажи уж сразу, что тебя в женщине ничего кроме груди не интересует.

Глеб понимал, к чему клонится дело последние дни, но молчал.

В один прекрасный день она влетит в квартиру, поинтересуется, как там ребенок, быстро и умело, в отличие от Глеба, поменяет подгузник, пару раз чмокнет, крепко прижмет к себе полусонного малыша, а затем с гордым видом откроет сумку, запустит туда руку и как бы невзначай вытащит тонкую пачку денег.

И скажет:

– Ну вот, дорогой ты мой, мои труды увенчались успехом и вот плоды моего труда.

Она скосит свои изумительной красоты глаза на деньги и немного покраснеет. Все это Глеб представлял настолько отчетливо, что даже начинал улыбаться от предвкушения этой маленькой женской победы над ним, большим и сильным. Подобное удовольствие он готов был доставить своей любимой даже не задумываясь. Он ахнул бы так искренне, а руки раскинул бы настолько широко, что Быстрицкой ничего не оставалось бы, как броситься в его объятия.

Он даже отрепетировал в уме этот торжественный момент и в шутку окрестил себя опереточным любовником. Это надо же – целую комедию разыграть в угоду своей возлюбленной! Верно говорят, что от любви глупеют…

Но все случилось совсем не так, как он ожидал.

Щелкнули замки, медленно отворились одна и вторая двери.

– Проходи, – услышал Глеб голос Ирины.

Интересно, с кем это она пришла? Ведь гости в их доме бывали крайне редко.

– Проходи, проходи. Вешай свой плащ, – Ирина говорила каким-то приглушенным, можно даже сказать, замогильным голосом.

– Да, да, я сейчас. Где тут у вас можно руки помыть?

– Сюда проходи, полотенце на крючке.

«Словно с похорон пришли», – подумал Глеб, прислушиваясь к тембру голоса незнакомой ему женщины.

Он открыл дверь и увидел Ирину с покрасневшими глазами и ее подругу Клару. На первый взгляд она показалась ему еще более невзрачной замарашкой, чем на фотоснимках. Может, от нервов – лицо у нее было прямо-таки перекошенное, а может, и от освещения, ведь как-никак, тот снимок сделан был на ярком солнце, а у них в прихожей царил полумрак.