Андрей Воронин - Пророк

– Наше отделение в командировку не отправят до тех пор, пока снайпера не поймают, – подытожил сержант Куницын.

– И коню понятно, что он именно за нами охотится, – Уманец с тревогой глянул в узкую амбразуру и с облегчением вздохнул, завидев исчезнувшего было из поля зрения Сергея Бронникова. Сержант протирал краем плащ-палатки забрызганный моросящим дождем автомат.

– Не найдут они его, – вздохнул Куницын. – Если сразу не взяли, значит, он хитрее их.

– Не по себе мне, ребята, – Уманец раскурил сигарету. – Мы сидим себе, в карты играем, разговариваем, а, может, он уже в темноте притаился и одного из нас на прицел взял? Следователи нас как живую приманку используют.

– У тебя есть предложение, как исправить ситуацию? – хмыкнул сержант Куницын.

Уманец подался вперед:

– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

– Не понял…

– Мы сами должны снайпера взять. Мне моя жизнь дорога, да и ваши, ребята, тоже. На нас им наплевать. Видел, как ребят похоронили? Ни почестей тебе, ни салюта, закопали, будто они бомжи какие-то. Город спит и во сне видит, как нас пятерых – оставшихся в живых – перестреляют. Я знаю, Грушин с генералом говорил, просил, чтобы наше отделение в соседний ОМОН перебросили, а тот сходу ему отказал. Кому охота к себе в часть прокаженных брать? С нами теперь поступают, как с рижским ОМОНом, помнишь? Как стрелять, так их командиры послали, а как признаться, что приказ был отдан, так нет виноватых, сами отдувайтесь.

– Не паникуй, – сказал Куницын.

– Я не паникую, я спокоен. Пока спокоен, – добавил Уманец.

– Мы за ребят отомстили, это правильно.

Но и они, как оказалось, мстить умеют.

– Не дури. В Ельск ни один чечен не сунется.

– Наняли они кого-то, у них денег немерено, – предположил Куницын.

– Нам от этого не легче.

– Карты розданы, играть будем или как?

Куницын, ничего не отвечая, встал, подошел к магнитоле, нажал клавишу. Кассета прокрутилась недолго, индикаторная лампочка моргнула и погасла.

– Я же говорил, надо радио слушать, магнитофон быстро батареи садит!

– Говорил, говорил… – пробубнил Куницын и положил руки на холодную, нетопленую металлическую печку. Он стоял неподвижно и, казалось, вслушивался в тишину, пытаясь разобрать в ней невнятные звуки ночи. Лицо его сделалось серым, губы побледнели, приобрели фиолетовый оттенок.

– Ты чего? – встревожился Уманец.

– Я, ребята, во всем виноват, – глухо проговорил сержант Куницын.

– О чем он? – понимая, что Паша сейчас немного не в себе, спросил сослуживцев Маланин.

Уманец лишь вздохнул.

– Самому тошно. Когда мы в дом гранату бросили, когда стреляли, казалось, все правильно делаем. Злость тогда у меня была…

– Праведная злость, – добавил сержант.

– А теперь такое чувство, будто все зря.

– Поздно об этом говорить. Я виноват. Это я заставил вас на кладбище поклясться, что отомстим. Вы же не хотели?

– Мы все правильно сделали! – выкрикнул Уманец, ударяя кулаком по столу, да так сильно, что карты подпрыгнули.

– Нутром чую, зря я вас тогда принудил. Надо было одному поклясться.

– Так, – проговорил Уманец, – началось!

У тебя, Куницын, крыша поехала. Слабак ты! Чеченских ублюдков замочил и переживаешь, будто детей родных похоронил? А они что, жалеют наших?

– Одно дело – война, а это – убийство.

– Ты лучше о ребятах вспомни, они-то за что полегли у себя дома?

– Не знаю, – Куницын тряхнул головой, сбрасывая оцепенение. – Я одно знаю, что не хотел этого.

– Хотел не хотел, какая теперь разница? О себе думать надо. Пока мы сами снайпера не изловим, охота На нас не закрыта.

На горке за лесом блеснули фары машины.

– Несет кого-то нелегкая, – проговорил Прошкин, снимая автомат с предохранителя. И, странное дело, на душе стало легче: дорога наконец подала признаки жизни. До этого ему казалось, что весь мир забыл об их существовании.

Автомобиль выскочил на прямой участок шоссе. Водитель, заметив красный сигнал, сбавил скорость, но не нервно, а спокойно. Без визга покрышек машина застыла в пяти метрах от шлагбаума. От колес поднимался легкий пар, фары выхватывали из темноты свежеотсыпанный песок площадки и бетонную дорожку, ведущую от укрытия к асфальту.

Уманец на всякий случай набросил жилет и нахлобучил каску, готовый в любой момент прийти на помощь сержанту Прошкину. Тот же прятался за углом блокпоста.

– Выходи из машины, – крикнул Прошкин, – руки на крышу и без резких движений! – для убедительности он передернул затвор автомата.