Андрей Воронин - Слепой в зоне

– Может, с ним что-нибудь случилось?

– Знаете, Николай Васильевич, вероятно, он покинул машину, оставив телефон в ней… Или отключил его. Не всегда удобно иметь его под рукой, например, в засаде…

– Все может быть, Крапивин, но Слепого надо найти. Так что действуй.

Набирай и набирай, а как только…

– Я все понял, Николай Васильевич, – Крапивин вышел из кабинета, недоуменно пожимая плечами. Генерал Судаков вновь попытался связаться с Грибановым. И на этот раз получилось.

– Алло! Алло! Феликс Андреевич, это ты? – закричал генерал, не тая радости, что хоть один из нужных ему людей нашелся. Если Феликс не стал скрываться, то, возможно, он ничего и не знает об истинной подоплеке встречи, которую подготовил. – Слушай!

– Да, слушаю, – каким-то немного сонным голосом пробурчал в трубку Грибанов.

– Ты, дипломат хренов, с кем это ты мне организовал встречу?

– Как это, с кем? – зевнул Грибанов и спокойно назвал фамилию человека, сидевшего в белой «вольво».

– Кто он?

Последовали довольно туманные объяснения.

– Какого хрена ты это сделал? На черта ты меня вытащил на встречу с ним?

– Знаешь, Николай Васильевич, меня очень попросили. Бывают ситуации, когда просят так, что не откажешь.

– Ясно, – вздохнул Судаков.

– А чего они от тебя хотели? – задал в общем-то запрещенный в подобном разговоре вопрос Феликс Андреевич.

– Слишком много, слишком много, Феликс…

– Я так и подумал. Больно уж они были настойчивы со мной.

– Да уж, не говори.

– У тебя неприятности, Николай Васильевич?

– Как слышишь…

– Может быть, я могу чем-то помочь? – участливо спросил Грибанов.

– Ты мне уже помог. И помог так сильно…

– Извини, не хотел. Прижали меня немного.

– Да, я все понимаю. Ты, Феликс Андреевич, по сути-то ни при чем. Я сам виноват.

– Ну ладно, если что – держи в курсе.

Информация, полученная от Грибанова, практически ничего не прояснила.

Человек, с которым разговаривал Судаков, по большому счету, был никем, мелкая сошка в одном из торговых представительств полупризрачного содружества иностранных государств. Но с ним, как прекрасно понимал генерал Судаков, связаны очень влиятельные круги, и они глубоко заинтересованы в том, чтобы получить ядерный фугас. «Но кто они? Кто? – терзал себя вопросами генерал. – Чего они хотят? Какова конечная цель их жуткого шантажа? Для чего им нужен ядерный фугас? Вряд ли для того чтобы вывезти его за территорию России. Хотя не исключено…» Генерал почувствовал, что перестает соображать – слишком сильным было потрясение, слишком ужасным факт – его единственная дочь стала заложницей в грязной игре. «Но как это получилось? Как? – задавал себе один и тот же вопрос генерал. Задавал, но ответа найти не мог. Он зачем-то выдвинул верхний ящик стола и вытащил свой пистолет, – Да, ты, ты… – поглаживая рукоятку, сказал генерал, обращаясь к оружию, – наверное, ты мое спасение. Сколько же лет я уже не пользовался оружием? Пять? Шесть?» Генерал попытался вспомнить, когда в последний раз был в тире. Но не смог – настолько это было давно. «Да будь она проклята, эта жизнь! Как все осточертело! Прав был Малишевский, ой как прав, когда говорил, что настоящее мастерство, настоящий профессионализм заключается в том, чтобы вовремя уйти со сцены. И сам Малишевский успел это сделать! А я остался, рассчитывая, что продвинусь еще выше. Нет, я рассчитывал не на это, я должен был работать для того, чтобы дочь могла учиться. Лишь поэтому я остался».

Генерал все кружил и кружил по кабинету. И так же по кругу двигались стрелки часов. «Неужели он так и не дозвонится? Неужели Глеб Сиверов предпримет что-нибудь – и тогда случится катастрофа? Нет, нет, этого нельзя допустить, нельзя… Его как-то надо предупредить». Но как – генерал не знал.

Единственный способ отыскать Глеба Сиверова – это телефон. Но телефон не отвечал.

Генерал открыл шкаф, вытащил из внутреннего кармана пиджака портмоне.

Развернул его и посмотрел на фотографию дочери. Год назад они снялись вместе.

Ксения улыбалась, положив голову на плечо отца. У нее были точно такие же глаза, как и у генерала Судакова, – темные, проницательные. «Ксения, Ксения…»

Дочь улыбалась с фотографии, а генералу хотелось разрыдаться. Ведь он ничем не мог ей помочь, абсолютно ничем. Она далеко. И генерал, не раз выкручивавщийся из всевозможных передряг, сейчас был бессилен. Именно сейчас, когда на карту поставлена жизнь не кого-то там незнакомого, и даже не его собственная, которой не жалко, а жизнь единственного близкого в этом мире человека – дочери.