Андрей Воронин - Слепой в зоне

– Интеллигентные люди, – твердо сказал Хворостецкий, – по-другому проблемы решают.

– Как? – заинтересовался Кошевников.

– Ну, например, кто выпьет больше…

– Не пойдет, – возразил оператор.

– Почему?

– Не в равных условиях начнем. Я уже и так больше его выпил.

Ханна в панике вглядывалась в покрасневшие лица, пытаясь определить, на кого она может полагаться в сложившихся обстоятельствах. Наибольшее доверие ей, как ни странно, внушал Виталий Семага. К этому времени он уже успел очнуться и сделать то, о чем предупреждал Хворостецкий, – выпить еще водки, и сидел теперь молча. Ханна не догадывалась, что молчит он по одной-единственной причине – боится, раскрыв рот, не справиться со рвотой.

– Виталик, – зашептала Ханна.

Семага покосился на нее и кивнул, выдавив из себя нечленораздельное:

– Угу…

– Успокой их.

– Гм…

Хворостецкий же, отчаявшись выгнать шофера с оператором в коридор, все-таки разрешил провести соревнование прямо в номере, но цивилизованно. Один из журнальных столиков освободили от закуски и выпивки. Его подтянули к окну, а спорящие уселись в кресла, решив, с подачи режиссера, бороться на руках. О причине спора спорщики уже начисто забыли, но никто не хотел сдаваться за здорово живешь. Мужчинам придавало сил присутствие «иностранной» женщины.

– Начали, – хлопнул в ладоши Хворостецкий, будто отдавал команду о начале съемок.

– Врешь, не возьмешь…

– Локоть не отрывай!

– Сука!

– Падаль!

Наконец-таки Кошевникову удалось справиться с Бархотиным. Тот матюкнулся и, зло улыбаясь, процедил сквозь зубы:

– Твоя взяла.

– Будешь знать, с кем связываться.

Кошевников тут же решил отметить свою победу. Остатки водки полились в белые пластиковые стаканы. Когда наступило время выпить, то все, не сговариваясь, посмотрели на Виталия Семагу, ему предстояло произнести тост, что-то он давно отмалчивался. Он медленно поднялся. Шум стих. Все ждали, что же сейчас скажет Виталик. Но вместо проникновенной речи он сказал коротко:

– Пойду отолью, – и выбрался из-за стола.

Получилось, что за это и выпили, потому как что еще скажешь после таких слов. Немка тоже поднялась из-за стола. Хворостецкий насторожился и принялся выбираться вслед за ней, неуклюже ворочая мебель.

– Спокойной ночи, господа, – сказала Ханна, кивнув членам съемочной группы.

Хворостецкий ее слова пропустил мимо ушей. Он взял за горлышко бутылку, предусмотрительно спрятанную под столиком, в которой еще до половины осталось водки, два стаканчика и посмотрел на Ханну:

– Я тебя провожу.

– Нет-нет, не надо, – заупрямилась женщина.

– Как это не надо? Опасно ходить ночью по гостинице, тем более, твой номер на первом этаже. Я все должен осмотреть, все проверить.

– Нет, Юрий, не надо, оставайся здесь. – Она вышла в коридор и тут же вернулась. – Там темно.

– Я же тебе говорил! – Хворостецкий вытащил из кармана зажигалку фирмы «Зиппо» и показал Ханне.

– Я пойду вперед, ты иди за мной.

Он попытался взять ее за руку, но Ханна прижалась к стене и спрятала руки за спину. Хворостецкий оказался с ней в темном коридоре. Но хваленая зажигалка, сколько он ее ни тряс, зажигаться не спешила.

– Долбаный фитиль! Собирался же заменить!

Вся же проблема состояла в том, что руки режиссера были в жире от копченой рыбы, который залепил колесико. Вокруг Хворостецкого, невидимого в кромешной тьме, расплылась волна перегара, смешанного с вонью бензина. Наконец-то зажигалка вспыхнула. Режиссер бодренько скомандовал:

– Вперед!

Ханна заспешила за ним. Но когда они дошли до номера и Ханна отперла замок, Хворостецкого ждало разочарование. Женщина скользнула за дверь и повернула изнутри ключ.

– Э, погоди… Фрау, фройляйн… Мы так с тобой не договаривались.

– Юрий, вам надо лечь отдохнуть, – послышалось из-за двери.

Юрий не стал оплакивать сегодняшнее поражение, посчитав его временным, впереди еще маячило много дней и много ночей, так что шансы у него оставались, и он надеялся воспользоваться ситуацией в зоне, где безлюдно и наверняка страшно. Немка, скорее всего, испугается и станет искать защиты, а он ее предоставит. Закроет Ханну своим телом, а там и…

– Ну ладно, как хочешь, – Хворостецкий поднял бутылку и приложился к горлышку.

В пять глотков он выпил водку, бутылка с грохотом покатилась по длинному темному коридору. Хворостецкий запел песню и двинулся в поисках своего номера.

Но туда он добрался не сразу. Его остановил шум, доносившийся из комнаты, где жили Семага, Кошевников и Бархотин. Там о чем-то бурно спорили, грязно ругались. Хворостецкий, постояв немного в темном коридоре, резко толкнул дверь, переступил порог, чтобы навести порядок. Журналист на этот раз доказывал оператору, что тот ни черта не смыслит в кино и потому Денег за съемки не получит. Оператор покраснел, набычился, готовый звездануть журналиста прямо в переносицу своим огромным кулаком. Анатолий, сидя на кровати, невозмутимо взирал на эту сцену – от него не требовалось разбираться в тонкостях киноискусства, и в этом заключалось его преимущество.