Леонид Влодавец - Простреленный паспорт. Триптих С.Н.П., или история одного самоубийства

Кроме армянской люстры из пластмассового хрусталя, было еще несколько разнообразных ламп, бра и светильников, с помощью которых в комнате можно было создавать разные варианты освещения. На полу простирался еще один, мягчайший ворсистый ковер. На нем вполне можно было спать, ничего не подстилая. Во всяком случае, так показалось Сереге.

— Вошла Аля и принесла тарелку с миниатюрными бутербродиками, насаженными на спички.

— Знаешь что, — сказала она и, прищурившись, поглядела на Серегу, — а что, если тебя отмыть?

— А во что переодеться? — усмехнулся. Cepera. — Ты же не дала мне собраться!

— Это не страшно. Сейчас я все приготовлю. Лезь в ванну!

Ванная в этом доме оказалась одна, но шикарная. Нечего и говорить, что там стояло импортное оборудование и целая полка была забита всякими шампунями с чужедальними этикетками. На изящной проволочной полочке тесным рядком стояло двадцать с лишним кусков мыла — тоже самых разных. В углу располагалось какое-то сооружение, похожее на сортир деревенского типа из гладко оструганных сосновых досок. Аля объяснила, что это — мини-сауна, где можно догнать температуру аж до ста градусов. Сама ванна была глубиной почти в метр, а площадью наверняка не меньше трех квадратных… И еще было огромное зеркало, чтобы каждый, вылезши из ванной, мог оглядеть себя с ног до головы. На отдельной полочке лежали резиновые губки разных цветов, а под ними на гвоздиках висели мочалки. Кроме входной, в ванной было еще две двери. Серега из любопытства открыл их и обнаружил за одной из них фотолабораторию, а за другой — платяной шкаф, куда можно было положить чистое белье, а под нижней полкой пряталась корзина для грязного. Серега снял пвджак и рваные джинсы, повесил их на вешалку. Он уже начал стаскивать рубаху, когда появилась Аля со стопкой свежего белья, издающего какой-то немного приторный аромат.

— Ну что? — положив белье на полку шкафа, усмехнулась она. — Поди, и снять стыдно?

Тут она не ошиблась. Серега две недели не был в бане. Последний раз он мылся у Гальки. Белье менял немного позже, когда проводил «культурный вечер» с Люськой.

— Да снимай, снимай, не стесняйся. Я тебя приведу в божеский вид! А то как-то неаппетитно.

Серега впихнул белье в ящик и обнаружил, что Аля тоже разделась.

В большом зеркале они выглядели как на киноэкране. Серега обнял Алю за талию, развернул лицом к зеркалу, Аля тоже обвила рукой его спину.

— А ты неплохо смотришься, — заметила Аля. — Тебе можно скинуть даже лет десять.

Если бы не морщины да слабо заметная сединка у висков, Сереге и впрямь можно было дать лет тридцать. Ни залысин, ни обрюзгших и отвисших щек, ни рыхлого животика, ни синих вен на ногах — ничего этого у Сереги еще не было. На плечах, руках, груди имелась вполне рельефная мускулатура, конечно, не такая, как у Шварценеггера, но приличная, неплохо смотревшаяся. И ноги, упругие, крепкие, тоже могли еще побегать. Лицо, само собой, не соперничало в красоте с моделями, выставленными в витринах парикмахерских; скуластое, остроносое, да и рот малость велик. Спасибо еще, что уши не топорщатся. А рядом — гибкая, тонкая, коротко подстриженная девушка-пружинка. Высокая — почти вровень с Серегой, сантиметра на два только пониже. Ноги длинные, ровненькие… Хороша!

Набежала в ванну вода, Аля намылила Сереге голову шампунем с каким-то яблочным запахом, с азартом терла ее под душем. При этом она сидела на корточках у него за спиной, чуть обняв его ляжками за бока, и само собой, что у Сереги мысли были не только о мытье. Потом Серега мыл ей голову в той же позиции. Разумеется, при этом он прикоснулся к ее спине не только животом. Аля хихикнула и спросила:

— Еще терпишь? Ну подожди еще чуточку.

Когда пена была смыта с ее головы, Аля попросила помыть спину. Серега понял ее правильно, и она, счастливо охнув, села ему на колени. Серега тер ей спину довольно жесткой, суровой мочалкой, докрасна, чуть не обдирая кожу, но Аля только удовлетворенно хихикала. Потом они вместе встали из воды, не приминув поглядеть на себя в большом зеркале, она закинула руки ему за шею, положила голову ему на плечо, и Серега нежно, уже без особой суровости, потирал мочалкой ее плечи, груди, живот. Изредка он легонько толкал ее животом, она испускала свой обычный стон, а затем говорила:

— Не спеши, еще не вечер.

— Это ясно, — говорил Сере га, но потом, спустя минуту, опять делал то же.

— Ну уж ладно, — с притворным сожалением сказала она.