Олег Джурко - Сухие бессмертники. Боевик

– А я их изучаю как патологическое явление нашей цивилизации. Цезари предавались оргиям распутства, а эти мордовороты предаются более изощренным оргиям, оргиям произвола под видом борьбы за Справедливость.

Каравайникова потеряла выдержку. Ей захотелось накричать, обозвать болтуна. Получалось, что экстрасенс намеренно упрекал ее в жестокости, хотя она хотела только Справедливости.

"Конкретное человеческое несчастье экстрасенс использовал, чтобы продемонстрировать гуманизм своих моральных убеждений. – Кричал возмущенный рассудок Полины. – Опять этот призрак, опять этот бесхребетный гуманизм, заболтанный краснобаями-теоретиками жизни! Они витают в прекраснодушных грезах, их Справедливость милосердная, но теоретическая, и это прекрасно, когда ты не являешься потерпевшей стороной! Это позволяет бесконечно обольщать себя надеждами на лучшее будущее, на смягчение человеческой натуры. Я сама витала, пока меня не опустили на грешную землю. Жестко опустили. Не по своей воле я потеряла прекраснодушие, меня насильно превратили в практика жизни и Справедливость моя стала практической Справедливостью. Справедливость взывает к моему сердцу здесь, на земле, загаженной негодяями".

– Вот уже почти месяц брожу по городу как… грязная мразь. Я стала бояться людей. Я больше не чувствую себя порядочной женщиной! Каждый может схватить за руку, затащить куда-то… Это невыносимо! Если я не найду этого мужчину, я сойду с ума. Я должна его выследить! Не могу и не хочу терпеть унижение всю оставшуюся жизнь. Но самое тяжелое, нет во мне прежнего равновесия. Меня раздирает борьба души и сердца. Душа плачет, умоляет смириться, а сердце требует действовать, действовать, действовать…

– Я вас понимаю. Душа живое существо, в нас она как плод в чреве беременной женщины. Мы навечно беременны душой.

– Душа во мне как нечто постороннее. Она только осуждает, осуждает… Не знаю кого слушать… Вы помните Тиля Уленшпигеля? "Пепел Клааса стучит в мое сердце"?

– Это же средневековье, дикари! Предрассветные Сумерки Цивилизации. Возмутительно, понимаешь ли! Это же надо! Кровь проливается ради торжества Справедливости кулачного права. Вы хотите вернуться в джунгли, к приматам!? Хватит шуток! Хватит крови!

С каждым словом экстрасенс взвинчивал голос. В нем прорезался мальчишеский дискант. Его удивляло, как это умная женщина не может понять таких простых истин. Ему было невдомек, что отчаявшаяся женщина своенравно не желала понимать этих прописных истин, что несчастная и жила только благодаря подпитки энергией ненависти.

– Я не шучу, уважаемый доброхот! – Заорала Каравайникова – Начните вашу проповедь с подонка!

Экстрасенс понял, что увлекся. Он помолчал немного, и голос его снова стал вкрадчиво проникновенным.

– Лапочка вы моя! С ее суровым требованием – пускать кровь негодяев, ваша метафизическая Справедливость жестока до крайности. Ваша Справедливость насилия не порождает мира. Это жалкий способ оправдать мордобой на экране. Не переносите самосуд прерий с экрана в реальность.

– Не забудьте сказать, что моя Справедливость порождает ответную волну жестокости. И простите мой истерический крик.

– Не огорчайтесь, я сам виноват. Я хочу сказать, – вы, Полиночка, не победите, если не будете сражаться с негодяем на равных, не будете использовать его подлые приемы и методы борьбы. Вам придется слишком многое перешагнуть в душе, чтобы стать на одну доску со своем обидчиком. Вы не сможете бороться, находясь с негодяем по разные стороны баррикады. Вам придется бороться на одной стороне, на его стороне, бороться без благородных правил дуэли, применять самое гнусное оружие – коварство и притворство.

– Я не боюсь. Мое дело правое. – Перебила Каравайникова досадующего собеседника.

– Вранье, моя дорогая. Вы боитесь и будете бояться своей Справедливости до самой смерти. Справедливость вам не помощница, она использует вас и бросит в самую трудную минуту. В минуту раскаяния.

– Ну и пусть! – Отчаянно храбрилась Каравайникова.

– Глупо! Глупо! После убийства человек не может оставаться человеком. Это выше человеческих сил. Нельзя стать убийцей на время, на время мести, а потом вернуть себе самоуважение, снова стать нормальным человеком. Кровопролитие заразительно. Убийство – болезнь. Вы никогда не выздоровеете.

Фаддей Капитонович был до отвращения прав. Правота его была такой очевидной, что только кретин мог оспаривать ее. Это обижало. Полина молчала. Молчал и экстрасенс, видимо, наслаждаясь разрушительным процессом его увещаний, ломающих волю женщины.