Михаил Нестеров - Война нервов

Как же верно это сказано, с ленивым восторгом отметил Габриель, все еще лежа в постели. Если бы не эти строки, проникшие в его разум вместе с первым осознанным в это утро глотком воздуха, он бы отчаянно призывал тот всегда ускользающий, но всегда желанный утренний сон как продолжение тягучего и зачастую неприятного ночного сна.

Утренний сон. Это жизнь после смерти. Райское наслаждение призывать и получать то, чего ты желаешь больше всего на свете. «Но не означает ли это то, что рай и есть химера?» – спросил он себя.

Интересная мысль, требующая тщательного анализа.

Габриель поторопил себя – нужно вставать. Впереди много работы.

«Покаяние – это решение не откладывать на потом без серьезного повода ту работу, которая тебе кажется самой трудной и ответственной».

Для него новый день снова начинался с этого слова. Покаяние знало его умение находить время для выполнения всех его обязанностей – хотя бы перед самим собой. «А перед другими?» – спросил он себя. Может быть; но эта часть требований не была такой сильной, как первая. В конце дня он назовет себя кающимся, если, конечно, он всецело соблюдал свое молитвенное правило – несмотря на усталость, болезнь.

А пока нужно сделать все, чтобы не потерять доброго расположения духа, явившегося к нему во время этих размышлений, походивших на молитву. Наверняка его впереди ждут мелкие огорчения будничной жизни, что зачастую является продолжением работы после того, как пропало воодушевление, с которым ты ее начал.

Габриель встал с кровати и бодрым шагом направился в кухню. День для него начинался с завтрака. Обычно он съедал два яйца всмятку и бутерброд с сыром, выпивал чашку кофе. Он не понимал, кому шлет благодарность за пищу, им принимаемую. Наверное, Всевышнему. Принимал ли он ее без капризов и прихотей? Вряд ли. Порой он злился по пустякам – остывший кофе, подсохший сыр, переваренные яйца.

Габриель позавтракал. Смахнув со стола в широкую ладонь хлебные крошки и яичную скорлупу, он выбросил их в ведро. Поймав чей-то взгляд, поднял голову. В доме напротив на третьем этаже он заметил, как дрогнула занавеска. И усмехнулся. Его мать с раннего детства привила ему привычку спать голым. Он надевал белье лишь после завтрака и душа. Вот и сейчас он стоял перед чьим-то, скорее всего женским, взглядом абсолютно голый.

Мероприятие, неожиданно выпавшее на сегодняшний день, наместник прелата ордена в Кадисе назвал в коротком телефонном разговоре «Тревогой». Пусть будет так, сказал себе Габриель с таким выражением лица, точно он и был прелатом, нехотя одобрившим название. Но все дело в содержании, продолжал размышлять он. Название ордена «Опус Деи» – «Дело Бога», на его взгляд, звучало умиротворенно, чуточку напористо и напыщенно, с легким налетом скепсиса. Габриель Морето, возглавляющий в этой организации службу безопасности, с точки зрения профессионала мог отбросить все нюансы и назвать «Опус Деи» добывающей структурой Ватикана. По сути, Габриель стоял во главе службы безопасности мощной разведывательной структуры, чье влияние распространялось на шестьдесят стран и сотни городов всего мира.

В этом году Габриелю исполнилось сорок два. Из них двенадцать лет он проработал в израильской разведке МОССАД и вот уже восемь лет возглавляет «сикрет сервис» ватиканского ордена.

Сегодня ему предстояло иметь дело с таким же, как он, вольнонаемником, но превратившимся в отступника.

Габриель надел темно-серый костюм и таких же тонов рубашку без галстука. Присев на складной стул в прихожей, он надел ботинки и аккуратно завязал тонкие шнурки. Став напротив зеркала, приоткрыл губы, придирчиво осматривая зубы. Они не были идеальной формы, однако блестели так же, как и его кожа на голове.

Сегодня был как раз тот день, когда Габриель брил то, что еще оставалось за ушами и на затылке, затем тщательно выскабливал подбородок и щеки. Парик надевал так, будто примерял его впервые; энергично морщил лоб, поднимал брови, отчего его глаза принимали сонное выражение; именно в такие моменты он был похож на голливудского актера Майкла Мэдсена.

Он взял со столика в прихожей записку, сунул ее в карман пиджака. Припомнил в деталях устное донесение от молодого розовощекого монаха, прибывшего в качестве нарочного. В очередной раз неодобрительно покачал головой.

В этой квартире на юге Кадиса Габриель останавливался всякий раз, бывая в этом приморском городе. Он вышел на площадку, закрыл дверь и сбежал по ступенькам. Отдавая предпочтение японским машинам, он и в этот раз попросил викария предоставить ему «Тойоту Камри» с черным салоном и кожаными сиденьями.