Александр Тамоников - Лесная армия

В городке до оккупации проживало несколько тысяч населения. Работали элеватор, хлебозавод, льняная фабрика, машинно-тракторная станция, обслуживавшая окрестные совхозы. Немцев выгнали две недели назад, когда ликвидировали опасный выступ, зависший над 3-м Белорусским фронтом. Гитлеровские войска отступали в спешке, советская пехота заняла городок почти без боя.

Подобная история, только с обратным знаком, была в 41-м – Красная армия катилась на восток, и толком зацепиться в городке не успели – танковая группа зашла с севера, создав угрозу окружения. Поэтому разрушений в Старополоцке почти не было.

В период оккупации местные предприятия фактически не работали; функционировал лишь хлебозавод, выпекая хлеб для немецкой армии, да пара столярных мастерских. Население оккупанты сокращали – вывозили в Германию на работы, расстреливали за связи с партизанами и подпольщиками. Большого значения городок не имел: здесь не было железной дороги, отсутствовали шоссейные трассы. Сопротивление оккупантам носило неорганизованный характер.

В городе находились немецкий гарнизон, комендатура, солдатский госпиталь. Теперь здесь так же работала комендатура – уже под красным флагом Советского Союза, – при ней комендантский взвод, штабная рота, взвод связи, довольно крупный госпиталь, включающий офицерское отделение. На юго-восточной окраине дислоцировались вспомогательные подразделения – инженерная рота, полевая почтовая станция.

Городок был компактный, в основном одноэтажный. В центре три главные улицы – Зыряновская, Садовая и 1-го Интернационала (переименованная оккупантами в Кабинетную). Пересекались многочисленные переулки, безымянные проезды. Имелись пруды, откуда граждане брали воду, обмелевшая речушка Сырец, петляющая по городу.

Население Старополоцка к лету 44-го едва превышало тысячу человек – в большинстве это были пенсионеры и инвалиды. Впрочем, прибывали граждане из восточных областей, их распределяли по пустующим домам, давали работу. Не покладая рук трудилось отделение НКВД, проверяя прибывших и оставшихся местных. Каждую ночь проводились аресты – по сигналу выезжали специальные группы. Людей хватали за сотрудничество с оккупационными властями, за службу в полиции, за «поведение, недостойное советского человека»…

Штаб корпуса разместился на Садовой и Зыряновской, связанных переулками. Здания стояли плотно – средняя школа, бывшее ремесленное училище, столовая хлебозавода. Для размещения служб помещений хватало. С перебоями работала электростанция, иногда давали воду.

Офицеры ночевали при штабе, в наспех оборудованных комнатах; другие квартировали в окрестных домах.

Отдел СМЕРШ разместился в западном школьном крыле, рядом с гаражом. Здесь же сидели связисты, дешифровальщики, этажом выше – сотрудники государственной безопасности. Жили офицеры в смежных комнатах, спали на матрасах, позаимствованных в спортзале, по очереди носили воду.

Отчитавшись перед начальством, Павел рухнул без задних ног, проспал четыре часа – благо никто не будил. Проснулся самостоятельно, с горечью во рту и чувством неясной тревоги. Сунул папиросу в рот, поблуждал по пустым комнатам, приводя в порядок мысли.

Во дворе гудели машины. Он спустился вниз. В морг больницы, расположенный в соседнем переулке, привезли тела погибших. Работала похоронная команда, командовал молодой офицер из особого отдела. Он собирал красноармейские жетоны, солдатские книжки, фиксировал в журнале фамилии выбывших, кратко и формально – место гибели, обстоятельства, «пал смертью храбрых, защищая советскую землю»…

Неподалеку, прикрывая носы, толпились военные – в воздухе уже витал сладковатый запах.

Рядом с телом лейтенанта Левицкого стояли офицеры его отдела – капитан Караган, лейтенанты Цветков и Безуглов. Караган проснулся раньше командира, и сейчас тер воспаленные глаза. Плакали девчонки из дешифровального отдела – Светлана и Татьяна. В последнее время Саню Левицкого часто замечали в их компании. Девчонки были простые, веселые, бесстрашно шли на флирт. Саня Левицкий до последнего не мог определиться, кого из них предпочесть. А сейчас они держались в стороне, шмыгали носами, не решаясь подойти. Мертвый оперативник мало походил на себя живого – лица не узнать, весь белый, кровь из раскроенного черепа запеклась в волосах.

Подошел начальник отдела контрразведки корпуса полковник Шаманский – грузный мужчина лет пятидесяти с нездоровыми почками, – мрачно посмотрел на покойника. Потом бросил Кольцову: «Позднее зайди ко мне» и отправился тяжелой походкой в переулок.