Андрей Воронин - Мертвый сезон

Глеб отыскал подключенный к следящим камерам видеомагнитофон, извлек кассету, спрятал ее в просторный карман своей легкой спортивной куртки, а потом, не отвлекаясь на бессмысленные разрушения, просто отключил питание следящей и записывающей аппаратуры. Дом Багдасаряна временно ослеп и оглох.

Он посмотрел в широкое окно, выходившее во двор, и увидел изумрудный газон, расчерченный плавно изогнутыми линиями дорожек, с клумбами, цветы на которых были подобраны с большим вкусом, с вечнозелеными живыми изгородями и с высаженными в кажущемся беспорядке пальмами. За всем этим великолепием возвышался дом – приземистая трехэтажная коробка из стекла и бетона, выстроенная в урбанистическом стиле семидесятых годов, без всех этих башенок, висячих балкончиков и прочих архитектурных излишеств. Снаружи обиталище Багдасаряна напоминало небольшой дом отдыха советских времен – элитный, разумеется, из тех, куда доступ простым смертным строго-настрого воспрещен.

Перед широким низким крыльцом калился на солнце "Ягуар" – тоже широкий, низкий и стремительный, даже несмотря на то, что в данный момент никуда не ехал. Людей во дворе не было; потом откуда-то появился человек в черных брюках и белой рубашке с коротким рукавом, открыл машину, достал оттуда какую-то тряпку и принялся любовно протирать ветровое стекло. Рыжие ремни наплечной кобуры особенно четко выделялись на фоне белоснежной рубашки, и Глеб понял, что, несмотря на кажущееся спокойствие, дом Аршака Геворковича находится на осадном положении. Правда, никто не мог ожидать, что одиночка, которого травят, как дикого зверя в логове, нападет средь бела дня; именно на это рассчитывал Глеб, и расчет его, похоже, оказался верным.

Напоследок с удовольствием втянув дразнящий аромат хорошего кофе, Глеб вышел из караулки и не спеша двинулся через просторный двор к дому – напрямик, пренебрегая плавными изгибами дорожки, по стриженой травке английского газона, на который падали пятна тени от раскидистых пальмовых крон.

Возившийся возле машины водитель заметил его, когда Глеб был в десяти метрах от крыльца. Он медленно выпрямился, держа в руке смятую тряпку, и уставился на Сиверова изумленным, непонимающим взглядом. Он явно не мог взять в толк, откуда во дворе взялся чужак. Охрана пропустила?

– Извини, уважаемый, – заговорил Глеб, подходя к нему поближе, – ты не подскажешь, где тут у вас тир? Говорят, это где-то здесь.

У водителя от такого вопроса глаза полезли на лоб.

– Какой тир? – тупо переспросил он.

– Стрелковый, – пояснил Глеб, кладя палец на спусковой крючок спрятанного в рваном, воняющем пороховой гарью пакете пистолета. – Где стреляют.

– Ты что, дорогой, заболел? – участливо спросил водитель. – Не видишь – дом, люди живут. Частная собственность! Уходи, уважаемый, тебе здесь нельзя. Нет здесь никакого тира!

– Жалко, – сказал Глеб. – Ну, тогда я просто так постреляю, без тира.

– Что? – изумленно переспросил водитель, а в следующее мгновение пистолетная пуля ударила его в переносицу, опрокинув на любовно отполированный капот "Ягуара".

Глеб отшвырнул ставший ненужным пакет, в два прыжка пересек подъездную дорожку, взбежал на крыльцо и вошел в дом. После уличной жары кондиционированная прохлада особняка показалась особенно приятной и в то же время какой-то недоброй, официальной – у выросшего вдали от субтропиков Глеба домашний уют неизменно ассоциировался с теплом, а здесь прямо с порога на вошедшего веяло холодом, как из открытого морозильного шкафа.

Он без приключений миновал пустой холл первого этажа и, радуясь своей удаче, бесшумно поднялся наверх по роскошной лестнице с массивными перилами и балясинами из полированного красного дерева. На ходу он вынул из кобуры второй пистолет: тишина и покой этого огромного дома были обманчивы, в них таилась смертельная угроза. Впрочем, Глеб сотни раз входил в дома, таившие смертельную угрозу, и столько же раз выходил оттуда; он надеялся, что выйдет и на этот раз, а если не выйдет – что ж, это тоже часть его работы.

В коридоре второго этажа тоже было пусто. Ступая по глушившему шаги пушистому ковру, Глеб двинулся к двери, которая вела в гостиную, и та вдруг распахнулась ему навстречу. Оттуда, пятясь, показался молодой армянин с пустым подносом в руках. Он что-то говорил тем, кто остался в комнате, или, может быть, выслушивал какие-то их распоряжения. Глебу немного полегчало, когда он заметил у молодого человека под мышкой открытую кобуру с торчавшей оттуда рукояткой револьвера. "Глок" выстрелил со звуком, похожим на удар резиновым молотком по донышку жестяного ведра, дымящаяся гильза бесшумно упала на ковер. Армянин тоже упал, его пластиковый поднос забренчал по паркетному полу гостиной.