Баир Жамбалов - Оружие холода

Они вошли тихо, без единого звука. Их тени громадным ростом отразились в стене. Пятеро мужиков, проворных в движении и всегда в седле, застыли, переступив порог. Выделялся среди них одноглазый. Правый глаз отсутствовал, и вместо него зияла пустота, которую он не закрывал повязкой, что придавало безобразность и к тому же страшный, грозный облик.

Глаза у дородного мужика забегали. Он перестал есть, тогда как остальные продолжали. «Хунхузы». – подумал Жамбал, не сомневаясь в этом. Ему доводилось слышать об одноглазом. Он никогда не бывал в этих краях. Одноглазый и его ребята орудовали далеко от этих мест. Тот ли?

Они молча уселись за стол. Подавал им один из них, молодой, совсем юноша. Видать, он находился на заре постижения этого ремесла, если назвать это ремеслом. За столом они не обронили ни слова. Тишина из уютной переходила в тишину угнетающую.

– Жамбал, куда путь держишь? – тихо, полушёпотом спросил один из них.

Он внутренне вздрогнул от неожиданности. Внимание этих пятерых, да и остальных мирных путников дороги, и даже хозяина заезжки обратилось на него. Взгляды их не почувствовать нельзя.

– Дела сделал, домой еду, – ответил он также тихо.

– А-а-а, – протянул спросивший и продолжил ужин.

Сказал он правду. А что ещё? Как обратилось на него внимание, так и отвернулось. Кому какое дело, когда у всех свои дела. А парня этого он вспомнил. Никогда общих дел не вели. Так, просто, знали друг друга и всё. Не друзья, но и не враги. Таких знакомств у каждого полно.

После ужина стали укладываться спать. Пожилая женщина-мать с двумя детьми-подростками, старичок, мужик дородный, он и его напарник. Мужик этот дородный как-то стал не похож на себя самого. Немного трясся, непонятно отчего. Хотя чего тут понимать. Присутствие таких неожиданных гостей любого собьёт с толку и приведёт не в столь желанное душевное состояние. Перед тем как укладываться спать, он невольно встретился взглядом с этим одноглазым. Бездонный колодец чёрной воды в воплощении неистовой ярости и холодного зла отблеском отразился от тусклого света керосиновой лампы. Взгляд такой изгонял из души состояние равновесия и устроенности.

В углу, возле самой стены прилёг его напарник, он рядом, далее, ближе к свету и печи, старичок, мать посреди сыновей, и дородный мужик. Он успел заметить, как одноглазый, едва заметным кивком головы, указал ему, дородному мужику, его место, и тот послушно поплёлся туда, при этом ноги его, да и тело, казалось, слегка тряслись, как тихая рябь спокойной воды. А может, и показалось.

Эти пятеро продолжали ужин и, странное дело, ни о чём не разговаривали. Видать понимали друг друга без слов, а говорить не о чём, всё переговорили. Хоть бы слово какое, а то тишина стала давить тяжёлым камнем. Чёрная аура вселилась в пространство этого дома, и проникала во все углы и щели. Наконец и хозяин заезжки с помощником, оставив путников, ушли в другой дом, до утра. Они же закончили вечернюю трапезу и просто сидели молча. Весёлый треск поленьев прекратился давно, да и печь закрыли задвижкой, и теперь она заполняла всё вокруг не то, что теплом, даже жаром. Какую бы радость доставлял он после пронизывающего ветра снежной пурги, если бы не эти.

Сон не шёл в голову, да и кому он шёл. Первым захрапел, притом громко, старичок. В другое время может быть он, и ткнул бы его в бок, но не сейчас. Может так оно и лучше. Наконец и они, потушив лампу, стали укладываться рядом с тем дородным мужиком. Долго не мог уснуть. За стенами вой пурги не прекращался. Тишина, и только храп старичка то усиливался, то затихал временами. Тем пятерым это ровным счётом ничего не значило. И вот во время очередного затишья слух его уловил частое дыхание того дородного мужика. Сосед-старичок повернулся на другой бок и захрапел, тем самым заглушив его. Наконец и он уснул.

Проснулся он неожиданно. На столе отливала ровным тусклым светом керосиновая лампа. Что ему снилось, не мог вспомнить, да и ни к чему.

Происходило страшное. Происходило убийство. Любой кошмарный сон было бы кощунственно сравнивать с тем, что происходило на самом деле. Одноглазый стоял и смотрел. Четверо учиняли казнь. Трое держали за руки и ноги, четвёртый медленно, верёвкой душил того дородного мужика. Пытался ли он сопротивляться? Ноги, руки дёргались то ли сами по себе, то ли в надежде спасения. И ни единого звука, ни единого возгласа. Всё в тишине и молчании.

Закончилось. Сделав дело, те четверо молча улеглись рядом с трупом. Одноглазый присел возле стола и потушил лампу. Чёрная кромешная тьма добавилась к тишине. На широких нарах от стены к стене, между спящими и не спящими, покоился полный недвижимости труп. Как вынести это? А может, будет ещё?