Во дворе охранников было уже пятеро – не считая скалящегося как обычно Андарбека с его собакой. Алексея пришлось положить на землю и чего-то ждать, пока минут через двадцать не пришёл Турпал, сразу начавший вполголоса обсуждать с остальными произошедшее, время от времени поглядывая то на умершего, то на них.
– Мне даже интересно, что эта сука придумает… – негромко произнёс Шура. – Может и не дать похоронить по человечески.
– Посмотрим. Помолчи пока.
Николай изо всех сил напрягал слух, пытаясь вычленить из бессвязного бубнения голосов хотя бы отдельные слова, позволившие бы ему понять, к чему клонится ход разговора. Удавалось это плохо, хотя беседа вёлась спокойно, а не в обычном темпе местных жителей, сделавший бы честь и Невзорову в его лучшие годы. «Таатвол» и «аарк» были двумя словами, которые он узнал. «Река» и «холм». С них станется просто скинуть труп в реку, чтобы он сплавился вниз по течению. К своим мёртвым чеченцы относятся с вызывающим уважение почтением, но тут не свой.
– Дик ду, дик ду… – дважды повторил Хамид, до этого почти всё время молча слушавший, и собравшиеся по одному и по двое начали расходиться в разные стороны. Когда Хамид с Анзором оставили Турпала и пошли к ним, ребята настороженно встали.
– Берите его, и пойдём.
Голос Хамида был на удивление ровным.
– Нести далеко, поэтому пойдёте втроём. Попробуете какую-нибудь глупость сделать, ваши друзья будут рыть могилы и для вас. Всё понятно?
– Понятно.
Ответил один Шура, остальные промолчали. Чеченец сделал повелительный жест, и они подняли тело с земли, двинувшись за конвоиром. Анзор шел чуть сзади, страхуя. Теперь путь лежал не обычную сторону, а прямо вниз – по холму, полого спускавшемуся к реке. Идти было неудобно, тело Алексея оказалось ещё тяжелее, чем оно было вчера, но держать его на «замке» было бы ещё хуже. Мертвый холод кожи, привычный студентам-медикам, ощущался здесь совсем по-другому. В отличие от проформалиненных «иван ивановичей», лежавших на столах кафедры нормальной анатомии, в их руках был свой, почти родной в этом чужом мире человек. Это было совсем иначе, и вырастающее из этих ощущений желание броситься на часто оборачивающегося Хамида доставляло острое, неясное удовольствие, заставляющее криво улыбаться.
Идти пришлось сначала по узкой грунтовке, тянущейся вдоль берега, потом – по широкой поляне, со всех сторон обсаженной деревьями. В сторону реки поляна выпускала между стволов травяной язык, превращающийся в деревянный настил тонкого висячего мостика.
– За мной идите, и смотрите под ноги.
Хамид опять обернулся и сделал своему напарнику предупреждающий жест – смотри, мол. Мостик раскачивался и трещал, но держался вполне надёжно, не пытаясь выскользнуть из-под ног или провалиться вниз. Под плотно уложенными на петли стального троса короткими досками виднелся каменистый берег шириной метров двадцать, и только за ним начиналась река. Мост был подвешен не очень высоко, сильно провисая в середине, где до воды оставалось метров десять, и не вызывал ожидаемого по многочисленным кинематографическим штампам ощущения того, что одна из досок под ногами вот-вот провалится.
Нести тело Алексея втроём на узком настиле между натянутыми верёвочными перильцами было тесно, и задержавшись на секунду, Николай передал вторую руку убитого кивнувшему Игорю, сам перейдя назад и сменив Шуру. Хамид шёл метрах в семи перед ними, осторожно глядя под ноги. Река была очень неширокая, метров десять, но явно очень быстрая. Николай ещё ни разу здесь не был, и теперь внимательно разглядывал окружающее, насколько позволяли. По поверхности несло многочисленные щепки и ветки, иногда довольно крупные. Мгновенная ассоциация с «Охотниками на оленей» заставила Николая поморщиться – попытка сплавиться по такой речке, вцепившись в какое-нибудь бревно, была чревата инфарктом минут через двадцать. Это не тропики. Вода здесь текла с самых настоящих гор.
– Направо! – скомандовал по-прежнему идущий метрах в пяти конвоир, когда мост остался позади. Направо оказался довольно круто поднимающийся вверх склон холма, устланный многочисленными кустиками похожих на мимозу цветов. Такой кустик в Питере на 8 марта стоил трёшник, здесь же они росли сами по себе, насколько хватало глаз.
– Давай-давай!
Подниматься с неудобной ношей было тяжело даже втроём – тем более, что всякая попытка приостановиться на мгновение и поудобнее ухватиться руками за одежду Алексея вызывала злой возглас или одного конвоира, или другого.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу