Семен Майданный - Крестовый отец

Зачем Шраму враги под кликухами Гайдук и Боксер, когда можно держать их в союзниках? Очень запросто может пригодиться. Тем более, ничего особо непростительного против Шрама эти двое не совершили. Просто полезли, не разобравшись, вступаться за своего чмошного кента. Теперь будут разборчивей при выборе дружбанов.

А сейчас Сергей интересовался последним днем своего кореша. Собственно, не столько беспокоило обнаружение часиков в десять утра бездыханно остывшего Панаса (тут ничего особенного: Панаса будили на чифирь, потрясли за плечо, откинули одеяло, вгляделись – окочурился!), сколько раннее утро того дня. Между шестью и семью, когда Сергей еще ставил рекорды в карцере, в камере номер сорок семь начался шмон. Ничего вроде бы странного: камера, до того тихая, небеспокойная, попала ночной шумилкой под надзирательский гнев. Если не мешаешь вертухаям нести их нелегкую службу, они, по возможности, не трогают и тебя. Их же побеспокоили – ах так, мы отвечаем. Все нормально.

Шмон крутанули на вертухайскую совесть. Обычно с таким энтузиазмом обыскивают, если имелась железная наводка на закачивание недозволенного.

Часть людей вывели из камеры, поставили подпирать стены, иначе по хате не пройдешь. А Панас? Панаса, ответили Сергею, оставили внутри, гоняли вместе со всеми с одной половины на другую. Не били вертухаи больного человека, тем самым вызвав смертельный приступ? Нет, ответили, не били, вежливо обходились. Лично досматривали? Да каждого общупали.

«А Панаса аж два раза», – неожиданно встрял в разговор Боксер. По его заискивающему взгляду Шрам срисовал, что бычку жуть как охота прогнуться перед авторитетом, загладить давешнее недоразумение. А там, глядишь, серьезный человек сопроводительное на зону слово зашлет. «Надо запомнить, – завязал Шрам в мозгу узелок на память, – может, и пригодится его рвение».

– Два раза? Верняк? – переспросил Сергей.

– Да сдуреть мне! – с хачиковской горячностью воскликнул Боксер, разве что майку на груди не рванул. – Сам видел, сам удивился.

– И кто обшаривал во второй заход? Зафоткал, как тот выглядит?..

–

Бейсбольная бита, описав реактивную дугу, клюнула в скулу. Струей какавы выплеснула изо рта кровь, перемешанная с пузырящейся солнечными зайчиками слюной и зернышками зубов. Стоящий на коленях поднял руку, закрываясь от биты. Да поди, закройся! Тяжелой деревянной дурой по шее ему, по спине, по голове затарабанил град лютых беспорядочных ударов. Рот избиваемого открывался-закрывался, но из него не вылетало ни звука. Так же беззвучно на противоположной стороне дороги разорвало в клочья еще вполне пригодный для ралли автомобиль.

По «ящику» системы «Филипс» гнали боевик, клейменный буквами «НТВ». Звук был помножен на ноль, вероятно, ввиду прихода гостей.

– Надо говорить, кто из нас Праслов, а кто Талалаев? Или лишнее?

– Лишнее.

– Меня зови Депутат, его – Профессор, зря, что ли, он бородку пестует. Я же тебе сулил, – бывший депутат ЗакСа повернулся к бывшему бизнесмену от скипевшего Балтийского морского пароходства, – он с кузнецом придет. Кто лучше по жизни рюхает, а? – вернул внимание гостям. – Как кузнеца кличут? Тебя, ясно, Шрам.

– Джеки.

– Короче, знакомы. Пошли за стол. – Рука Депутата вернулась энергично массировать бублик резинового эспандера.

Пошли за стол. Сели. Как на деловых сурьезных переговорах – двое по одну сторону, двое по другую. А почему не переговоры, ядренть? Чтоб анекдоты потравить и водки выпить, можно было и не сходиться.

– Правильно с кузнецом решил, – без вопросов ясно, что сегодня банковать от хозяев будет Праслов. – Можно было и на засаду нарваться. Водки, мадеры, пива? Или чего пользительного для печени, сока там, минералки?

Закусь на столе имелась под любой из перечисленных напитков, Брюхо зароптало, типа, не забывай меня, любимого. И за эти происки брюхо пришлось струнить усилием воли.

– Благодарю, по моей вере сейчас великий пост. – Шрам выложил на стол из нагрудного кармана рубашки сигареты.

– Пивка. – Джеки изменил своему любимому джину с тоником.

– А мы мадерки, да, Профессор?

Талалаев солидно кивнул, положил на колени нелепый здесь журнал «Верховая езда» и сказал с манерностью недобитой контры из графьев:

– Мне водочки плесни.

– Кстати, правильно здоровье бережешь, Шрам, – во второй раз высказан одобрение Праслов. – Наслышаны мы о твоих приключениях в пресс-хате. Сильно. Я тут срочно стал про тебя вызнавать, чего не знал. Много не знал, однако.