Семен Майданный - Крестовый отец

– Ну ладно, – подмядся Плафон. – Про ядовитую маляву, про Синий фонарь или про вертухайские шнурки?

– Кто ж не знает про ядовитую маляву?! – фыркнул Амадей.

– Давай про Синий фонарь! – затребовал Перст.

– Нет, давай про шнурки, – выбрал Юшка.

Шрам рывком в полный рост поднялся с нагретого места, потянулся, расправляя косточки. Ежели так преть на одной точке, верняк отрубишься. А еще эта перепутанная луна навевает дурь на голову. А ведь никак не имел Шрам права уплывать в курортную страну снов. Он заплатил за эту камеру, и вроде бы здесь кентовались сплошь свои, но, как известно, свои первыми и продают.

Шрам сделал несколько вялых шагов меж шконок. Картина, достойная кисти Айвазовского. Шрам нынче забашлял даже по его меркам кучеряво, и теперь камеру было не узнать. Всюду раздавленные пластиковые стаканчики, зеленые хвостики от клубники и вишневые косточки. Духан стоит водочный, как в грязной разливухе для последних синяков. Стены обклеены свежими девицами из еще только сегодня распатроненных журналов. Тут и рекламные соски в купальниках-тесемках, и Алсу, и Эдита Пьеха, и первая женщина-космонавт Валентина Терешкова. Но даже не в этом писк.

Самое шкодное – под потолком над шконками из углов к лампочке на нитках съезжаются вроде бы обыкновенные, но здесь конкретно неожиданные, новогодние бумажные гирлянды: снежинки, фонарики и флажки с «веселыми картинками». Шрам заказал, а других не нашлось.

И не только на нитках. Мишурой и прочими елочными дождиками народ украсил все болтающиеся провода. Получилось полное глюкалово.

– Типа того, пахал в семидесятых годах на рижской киче один корпусной вертухай. Злющий-презлющий. Хуже голодного цепного пса, – начал неспешно Плафон. – И шиз у него был любимый – лампочки в синий цвет красил…

Шрам сместился дальше к центру камеры, к обеденному столу. Здесь резались в буру Табурет, Прикус и молодой паренек-первоходка, погоняло которого Сергей Шрамов даже не запомнил. Запомнил только его статью – хулиганка.

– Может, подсядешь? – угодливо, но без особого энтузиазма предложил Прикус, шевеля кустистыми бровями. Он как раз мусолил колоду. На самом деле очень не хотелось приглашающему, чтоб старший поучаствовал в раздевании лошарика.

– Знаю я вас, хищников, обдерете как липку, – шутканул Шрам.

Прикус первым, а Табурет вторым заржали, дескать, понимаем всю глубину прикола. А вот молодой смеяться не стал, сидел себе понуро. Видать, не до смеху было молодому.

– Ну как, все, или еще? – Прикус остро кольнул первоходку шустрыми глазенками из-под лохматых бровей.

– А сколько натикало? – безрадостно спросил молодой, будто сам не знал. Будто слепо надеялся, что обувалы хоть чуток ошибутся в нужную сторону.

– Мне триста зеленых, и Прикусу восемьсот пятьдесят, – конечно же, не ошибся и даже показал засаленную исчерканную горелой спичкой картонку Табурет. Держал он картонку чуть в отдалении, словно дрейфил, что парень отнимет и уничтожит вещественное доказательство.

– Давайте еще? По стошке? – несмело предложил парень.

– Брось, братушка. В долг дальше на бабки нам рубиться смысла нет. Когда они еще у тебя появятся? Ты давай что-то вещественное ставь, у тебя дома телек какой? Ежели продуешь, своей бабе скажешь, а я – своей. Моя к твоей заявится и заберет под расписку. Катит?

– Телек у меня фуфлыжный. – признался парень. – А вот «восьмеру» во сколько оцените?

– На фига нам «восьмера»? Вокруг лесоповала кататься? – презрительно хмыкнул Табурет, человечишко никчемный и трусливый, и оттого опасный, способный на крайние подлянки.

– «Восьмеру»? Какого года? – неожиданно заинтересовался Прикус.

– Девяносто восьмого. Перед самым кризисом взял. А потом они крепко подешевели, – вспомнил былой промах первоходка и глубже всоси и так впалые щеки.

– А как она ваше? Гнилая? Битая?

– Да я за ней, как за лялькой, ухаживал! – захлебнулся искренним негодованием молодой.

– Ну, ежели как за лялькой, покатит в триста бачков, – типа, сделал одолжение Табурет.

– Че пацана грабить? – прикинулся добреньким Прикус. – Нехай будет пятьсот. Устраивает?

Пацан напрягся возразить, но только ртом бессловесно, будто окунь, хлопнул.

– Вот и лады. Давай сразу по пятьсот. Шустрее отыграешься. – Прикус уже тасовал колоду. – А гараж у тебя есть? – как бы между прочим спросил он и раскинул по три карты.

Козыри – буби.

Шрам вроде от скуки, но весьма пристально следил за пальцами Прикуса, тем более тот дал сдвинуть Табурету. Но ничего лишнего не заметил. Тасовка была как честная тасовка.