— В виде клистира, — без улыбки произнес Механик. — Ибо сказано в Писании: «Если не доходит через голову, дойдет через жопу!»
— Евангелие от Еремы, — уточнил Болт, — главу и стих запамятовал.
Латиф сохранил полную невозмутимость, возможно, по причине незнания русского языка. Но зато Таран сразу усек, как на физии Доврона, украшенной зачатками бороды и усов, появилось что-то вроде улыбки. Похоже, ему вполне понятен был юморок Механика.
— Выступаем, как стемнеет, — посерьезнел Болт. — Латиф отправляет с нами Доврона. У самого уже годы не те, чуть не помер пару месяцев назад, табибы-лекаря кровь пустили.
— Табибы или талибы? — переспросил Механик. — Извините, товарищ капитан, не расслышал… Кровь-то и талибы могли пустить, и табибы. Это наука не очень хитрая…
— Гражданин Еремин, давайте серьезнее, а? — проворчал Болт. — Факт тот, что товарищ Латиф не в лучшей форме для того, чтоб по горам ползать. Так, Доврон?
— Так, — подтвердил юноша. — Ноги болят, руки ослабли.
— О, да ты российскою мовою розмовляешь, хлопче! — зачем Богдан свой родной украинский вспомнил — неизвестно, но Доврон тут же улыбнулся и отреагировал:
— Так вы хохол, дядьку? Я вашу мову тож розумию!
— И який же афганець не любыть сала?! — развел руками Богдан, процитировав прикол 15-летней давности. — Мабудь, хлопче, ты и горилку пьешь? Або мацапуру?
— Пробовал трохи, — кивнул Доврон. — Только отцу не говорите…
— Когда ж ты успел, интересно? — полюбопытствовал Еремин. — Тебе ведь нет тридцати, верно?
— Двадцать пять, — ответил Доврон.
— Стало быть, когда наши ушли, тебе тринадцать лет было?
— Я после этого десять лет в Союзе жил… То есть сперва в Союзе, потом в России и в Украине. Отец отправил, боялся, что моджахеды убьют. В интернате учился, в Иванове, потом коврами торговал, у Киеве. А в позапрошлом году отец велел обратно ехать. Я старший, надо отцу помогать.
— Святое дело, — кивнул Механик. — Ты бывал там, у Гуль-Ахмада?
— Бывал, да, — кивнул Доврон. — Не очень хороший дядька. Всем говорит, что надо обычаи соблюдать, Аль-Коран читать, ни одного слова без «бисмилла» не скажет, а все делает, как кафир. Извиняюсь, конечно.
— Ничего, — хмыкнул Механик, — у нас тоже поговорка есть, что незваный гость хуже татарина. Это еще со времен Чингисхана идет небось.
— Я слышал, — в свою очередь улыбнулся Доврон. — Когда первый раз в российскую мечеть пришел, очень удивился. Полно народу — а на лицо почти все такие же, как русские. Клянусь, не отличишь. Но мусульмане, иншалла! А имам только немного по-арабски, а в основном по-русски говорит — потому что там и татары, и башкиры, и чеченцы, и азербайджанцы, и дагестанцы, и таджики, и узбеки.
— Пгиезжайте к нам чегез десять лет! — Механик процитировал отрывок из роли Ленина в позабытой пьесе «Кремлевские куранты». — Ну через пятьдесят, по крайней мере. И будет на месте России чисто-конкретно исламская страна. Но говорить все будут по-русски.
— Так, — строго сказал Болт, — вопросы футурологии меня не интересуют. Будем готовиться к работе. Вопрос для уточнения: Доврон, ты только в кишлаке у Гуль-Ахмада бывал или в пещерах тоже?
— И там, и там. Когда я с маракой ходил, мы в кишлаке были. Но Абу Рустема там нет. Они его в пещерах держат. Даже догадываюсь, где. Туда трудно пройти.
— Это, пожалуй, и я догадаюсь, что трудно, — заметил Болт, вынимая из кармана несколько сложенных вчетверо листков бумаги. — Вот примерная схема подхода. Оцени.
И он подал один из листков Доврону. Тот показал его папаше. Латиф вытер жирные от мургпулава руки о свои штаны из мешковины «v/о Exportkhleb», поглядел на листок и, покачав головой, сказал что-то, обращаясь к Болту.
— Серьезное уточнение! — прокомментировал Болт, ибо, кроме него и Доврона, суть сказанного Латифом ни до кого не дошла. — Гуль-Ахмад на этом маршруте два дня назад минное поле поставил. Вот здесь, да?
И карандашом начеркал какие-то дополнения на листке.
— Да, — согласился Доврон. — Там еще старые мины стояли, с той войны. Вообще не пройдешь! Потом приезжали минеры из ООН или еще какие-то, не знаю. Сделали проход, шагов десять в ширину, наверно. Спокойно ходили, а вчера коза подорвалась. Там, где позавчера чисто было. Свежая мина.
Латиф, взяв у Болта карандаш, нарисовал на карте еще что-то, а потом дал устные комментарии.
— Совсем шикарно! — проворчал Болт. — Там на двух сопочках — «ДШК» стоят, а на третьей — «шилка» вкопанная. С «НСПУ», я правильно понял?
Читать дальше