Александр Афанасьев - Одесса на кону

– Справа! Справа!

– За машины ховайся!

– Тикать надо!

– Слава Украине!!!

Кислов понял, что он еще жив, и пополз. Больно не было, только неметь начали ноги, и еще почему-то жгло щеку. Но он полз и полз – куда помнил, в сторону танка, надеясь там укрыться и пересидеть. Как тогда, давным-давно, в донецких степях, когда так же, пылью и сухой травой, пахла сожженная солнцем земля и он, тогда еще восемнадцатилетний пацан из шахтерского городка, бросив обрез, изо всех сил полз в степь, навстречу рукотворным горам терриконов и железке, а за спиной бухали ружья и строчили автоматы. Его тогда подобрали какие-то селяне, вылечили, и с тех пор он зарекся от бандитского пути, на который, несомненно, должен был свернуть. И уже через несколько лет он кричал: «Так, Ющенко!» – а потом все пошло, и пошло, и пошло…

Но, видимо, не уйдешь от судьбы. И то, что тебе написано на роду, – то и будет…

Услышав шаги, похрустывающую под берцами траву, он замер. Нет, не спрятаться – спрятаться негде. Руки еще действовали, он потянул из кобуры дорогущий «МК-23», но тот, кто нашел его, пнул его по руке и без особого усилия отбросил пистолет в сторону.

– Какие люди!

Он повернулся на спину. Солнце безжалостно-ярко светило в лицо, и он видел человека, колоссом возвышавшегося над ним. Человека со снайперской винтовкой.

– Шукав Лиду, зустрив гниду…

Он узнал голос.

– Лео?

– Он самый. Чо, барыга, допрыгался.

– …

– Помнишь, как ты пацанам втридорога вместо баллистических панелей [30]фуфло толкал? С…а…

– Это не я. У меня фуфла не было.

– Ты или не ты, какая разница. Я тебя по фронту помню, ты со штабными ездил. Барыга, он и есть барыга.

– Тебя и под землей достанут.

– Не удивил, барыга. Но ты первый там окажешься.

– Пошел ты.

– Я-то пойду. А ты – останешься. Дай-ка…

Снайпер наклонился, ощупал карманы раненого, забрал все, что было, в том числе глушитель к пистолету, бумажник, мобилу. Пачку денег в платиновом зажиме. Поискал в траве и поднял упавший пистолет.

– За ствол спасибо, барыга.

Он накрутил на ствол глушитель, прицелился. «Марк-23» был разработан немецкой фирмой «Хеклер и Кох» как оружие нападения для спецназа ВМФ США и заслуженно считался лучшим в мире. Черная точка смотрела Кислову в глаза и была больше, чем солнце.

– Ну, стреляй, – не выдержал Кислов.

– Зачем? Ты и так подохнешь.

Снайпер заткнул ствол за пояс.

– Бывай, барыга…

И снова Кислов услышал хруст и шорох травы под ногами, они становились все тише и тише. Надо было ползти, надо было доползти до танка, добраться туда и там отсидеться. Но он попытался ползти и понял, что не может. А солнце становилось все больше и больше, вот оно заняло уже полнеба и продолжало расти.

И что самое удивительное, оно больше не жарило, а лишь ласкало своими лучами…

Ноль…

Одно из основополагающих понятий Украины последнего времени.

Ноль – это не результат реформ, там все глубоко в минус ушло. Ноль – это линия фронта. То, что «наше», – называется «выше ноля», а то, что сепарское, – «ниже ноля». К этому примыкают еще два понятия, плюс и минус. Плюс – это входящие обстрелы, или «эсэмэски», как их тут называют. Минус – исходящие.

Близ ноля есть места, которые можно назвать, ну, скажем, «хабами». Или перекрестками миров. Это прикормленные места, где люди встречаются, питаются, решают вопросы, где можно встретить нужного человека и где назначают встречи. В Артемовске, шахтерском городке на Донетчине, известном раньше разве что виноделам (в Артемовске в бывших шахтах выдерживаются на удивление хорошее шампанское и виноградное вино), таким местом была «Нью-Йорк Стрит Пицца» на Советской, 57, недалеко от перекрестка с улицей Ленина – можно сказать, что центр города. Это известное еще с советских времен заведение располагалось на переделанном первом этаже банальной кирпичной многоэтажки. Внутри был кирпич, некрашеное дерево и фотографии на стенах – стиль «лофт», кажется. Раньше еще были газоны и ландшафтный дизайн, но теперь все разворотили джипы и БТРы. Здесь питались самые разные люди: журналисты, обээсешники, ооновцы, командование секторов, командированные офицеры и эсбэушники, боевики добробатов, волонтеры и прочий трущийся около ноля подозрительный люд. По молчаливому уговору здесь не допускалось никаких разборок, люди просто питались. Обычно так оно и было. Но не в этот день…