Александр Афанасьев - Одесса на кону

– Да Лизку типа мочканули. Давалку тут одну…

– Мочканули? – заинтересовался я. – А за что?

– А хрен его знает… – философски ответил синяк, – доб…овалась, наверное. К ней тут не один ходил, баба-то красивая…

– Доб…овалась? А чо, где работала?

– А х… ее знает. Ее мало видно было, она иногда неделями пропадала.

– А кто к ней ходил?

– Да разные… – Синяк подслеповато уставился на меня. – А тебе-то какое дело?

Я достал удостоверение журналиста (красные корочки, фотография, остальное на цветном принтере распечатал) и бумажку в сто гривен.

– Чо, журналист?

– Ага. Репортаж делаю. Еще на бутылку хватит, надеюсь.

Алкаш непроизвольно сглотнул слюну.

– Это… Я про нее мало что знаю. Тут есть такой… Колун мы его зовем. Вот он про нее много расскажет.

– А далеко Колун-то?

– Да тут живет… Дрыхнет, наверное.

Я достал еще одну стогривневую банкноту.

– А если разбудить?

Колун оказался таким же алкашом, только с квартирой. Квартирой тире притоном. Увидев сто гривен, он оживился и проявил гостеприимство – в расчете на то, что я проявлю щедрость. Делать было нечего – сходили до ларька, еще затарились водкой и поднялись к Колуну в квартиру. Что там было… описывать надо или так понятно? Но мне даже табуретка чистая нашлась. Немного трехногая, правда…

– Ты это… – сказал Дима. – Про эту фурсетку, что в третьем жила, расскажи.

– А чо?

– Человеку надо. Журналист он.

– А…

Я достал из сумки бутылку – на стол не выставлял, чтобы контролировать ситуацию. Налил в подставленные стаканы. За окном уже клубилась ночь, бархатная одесская ночь. И где-то тут – среди всей грязи, грязи во дворе, грязи в квартире, грязи на телах и в душах людей, – незримо присутствовала душа той, которую убили. Знаете, как говорят абхазы, когда человек умирает? У них нет слова «смерть», они говорят «душа родилась»…

– Эта… Короче, она с Морбидом трахается. Так что не обломится, с Морбидом лучше не вязаться. В порту найдут.

– Морбидом? А это кто такой?

Я вдруг понял, что Колун до сих пор не осознает своими пропитыми мозгами, что речь идет об убийстве. Может, оно и лучше.

– Морбид? Это кто такой?

– Эта… говорю, не лезь к нему. Он с АТО, у него мозги набекрень совсем. Недавно Бурун чо-то начал ему предъявлять, он его так у…л, Бурун потом два месяца на больничке…

Алкаши смотрели на меня глазами голодной собаки, но я пока не проявлял понимания их жизненных проблем. Похоже, мне перло – с ходу вышел на след. Любовник с АТО, с проблемами с психикой.

– Он до сих пор в камке ходит.

– А работает где?

– Не знаю… в порту вроде.

– В охране он работает. В охране порта, – вставил другой алкаш.

– А говорят, к ней не только Морбид ходит, – продвинул разговор дальше я.

– Это да… она вообще со странностями. То появится, то пропадет…

– Деньги у нее есть?

– Вроде да… красивая фифа…

– А кто еще ходит, кроме Морбида, знаете?

– А фиг его знает? Разные все… Думаю, она передком подрабатывала… Хе-хе…

Что-то было сомнительно это. Ладно.

– Машина у нее была?

– Ага. На стоянке стоит. Вон там.

– Какого цвета?

– Белая… вроде.

– Большая?

– Ну, такая, хорошая.

– А чо, а она-то кем работает?

– Журналистом вроде…

Вот это номер…

Больше мне из алкашей вытянуть ничего не удалось. Но за две бутылки – неплохо, эквивалентный обмен…

Спустился вниз, высморкался – вонь из притона так и пристала. Набрал номер мобилы Игоряна.

– Сильно занят?

– Нет, заканчиваем.

– Спускайся вниз, я тебя правее, на углу, жду.

Игорь спустился вниз, я махнул ему рукой, отошли в тень. Я рассказал ему, что удалось узнать от алкашей.

– Дверь не повреждена, похоже, открыла сама, – начал рассказывать о своем улове Игорь. – Следов борьбы в квартире нет, только на кухне. Потерпевшая на кухне, прикована наручниками к батарее. Убили зверски, похоже, пытали. Ожоги, несколько ударов ножом, не меньше десяти. Следы сопротивления только на кухне.

Я хмыкнул – чего-то мне кажется, что версия «убийства из ревности» терпит крах. Зачем было пытать? Хотя, может, просто зверствовали.

– Еще что заметил?

– Квартира съемная, мебель, похоже, хозяйская. Шифоньер еще советский, но в нем есть дорогие вещи, даже шуба. Все это на месте, ничего не взяли. Но зато нет компьютера, нет ноута, нет фотоаппарата, нет вообще никаких носителей информации. Причем в большой комнате есть провод с блоком питания от ноута, есть компьютерный фильтр, но больше ничего нет. Следы обыска.