Александр Тамоников - Вызываю огонь на себя

– Спалился Арфа-02! Его засек патруль с проспекта, а возможно, и скрытое наблюдение. Лейтенант вынужденно вступил в бой. «Духи» окружили его, но пока их число не превышает десяти-пятнадцати человек, четверых Арфа-02 приземлил первыми очередями. Прошу разрешения поддержать Арфу огнем, дабы дать ему шанс на прорыв в укрытие!

– Слушай сюда, Четвертый! Приказ: огня не открывать!

– Но это же значит бросить лейтенанта? Ты что, командир?!

– Повторяю: огня не открывать.

И тут Жилин сорвался:

– Ты что, старлей, не понимаешь, что это не мое решение! Или ты считаешь, что, будь моя воля, я бы остался на базе? Нельзя, Боря! Самолеты уже поднялись в воздух. Единственное, что может сделать Арфа, так это не активировать «маяк» на штабе. Черт с ним. А вот когда по позициям «духов» начнет работать авиация, попытайтесь вытащить товарища.

– Я понял вас!

Соболь проговорил:

– Боевиков прибывает, Боря, пока ты говорил с Жилиным, из здания вышло еще рыл десять. И – в кольцо. Теперь и мы не поможем.

– Поможем!

Старший лейтенант повторно вызвал Опарина:

– Арфа-02, ответь Четвертому!

Боевики провели перегруппировку, но в атаку не пошли. Среди них было мало желающих попасть под пули лейтенанта. И они, видимо, имели приказ взять неизвестного живым, аль-Ахдар вряд ли мог догадываться, кем являлся этот неизвестный. Иначе уже рванул бы из поселка на пикапах. Те стояли на месте без водителей и охраны.

– Да! – ответил Опарин.

Смирнов машинально перешел на открытый текст. И не потому, что эфир был защищен, а потому, что эмоции перехлестывали через край. На его глазах погибал боевой товарищ.

– Леня! Слушай меня! Авиация уже в воздухе, минут двадцать – и она будет здесь. Не активируй «маяк» на штабе.

– Что это даст?

– А ты не врубаешься?

– Штаб останется вне удара авиации. Тогда за каким чертом я выходил к нему?

– Ты не понимаешь, что если активируешь этот «маяк», то, по сути, вызовешь огонь на себя!

– Это я, Боря, и собираюсь сделать.

– Не делай этого, Леня. Как начнется налет, «духам» станет не до нас, и мы с Соболем вытащим тебя. Я вызову поддержку из соседнего квартала.

– Ничего, Боря, не получится.

– Ты это брось!

Опарин повысил голос:

– Ты думаешь, мне хочется умирать? Я не самоубийца, Боря! «Духи» уже не уйдут. Что бы ни происходило вокруг. У них приказ: взять меня, я сам слышал, как его отдавал их командир из здания. Тем более если штаб не будет подорван. Ты хочешь, чтобы они взяли меня? Чтобы вас положили? Ребят соседней подгруппы? Сидите на месте и не лезьте!

И уже тише:

– Такая, видно, судьба моя, Боря.

Смирнов не заметил, как по его щеке прокладывала дорожку скупая слеза:

– Леня! Может, прорвемся?! Не активируй «маяк», а там видно будет! Слышишь меня?

– Нет! Не до тебя. Прощай, Боря, передай мои слова прощания всем. И на этом связь прекращаю! Живите, Боря, за всех павших живите!

Лейтенант Опарин отключил станцию. Вскинув автомат, открыл огонь. Боевики пошли в атаку.

Смирнов ударил кулаком по бетону. Соболь ткнулся лбом в стену, зарычал, как разозленный привязанный цепью к будке пес.

Соболь на позиции не выдержал:

– Да хрен с ним, пусть увольняют, разжалуют, судят, сажают, но так западло поступать не могу. Я пошел к Леньке!

– Куда, чудак?

– Сказал бы я тебе.

Он схватил автомат и направился к двери.

Смирнов преградил дорогу:

– Стоять, прапорщик!

– Стоять?! А как ты, Боря, после гибели Лени жить будешь? Он там один против своры «духов» бьется, а мы здесь в безопасности отсиживаемся. Кто мы после этого, Боря? Суки последние, а не спецназ.

Старлей сдернул автомат:

– Хрен с тобой, идем. Атакуем «духов» с тыла, на вызовы не отвечаем.

Но выйти из комнаты они не успели. В небе раздался гул реактивных двигателей, послышался разрывающий душу вой специальных сигнальных бомб. Он должен был поднять мирных жителей и загнать их в укрытия.

– Поздно, твою мать! – крикнул Смирнов. – Ложись и уши закрой!

Друзья упали на пол. Вскоре вздрогнула земля, посыпалась штукатурка, в проем ворвалась гарь. Мощные взрывы справа и спереди накрыли черным облаком ближайшие к целям здания. Дом заходил ходуном. На какие-то доли секунды. Затем наступила тишина, только где-то на окраинах продолжали греметь разрывы, за которыми еще слышался звук самолетов.

Смирнов, кашляя от гари, бросился к окну.

На месте штаба – руины. Там, где укрывался лейтенант Опарин, – воронка, вокруг нее десятки трупов. Между домами – покореженная груда металла – все, что осталось от батареи «Град», в пусковых контейнерах которых детонировали реактивные снаряды. Огонь, дым, пыль – ад!