Сергей Ермолов - Принуждение к миру

Сразу за нами из боя начинают таскать раненных. Привозят полную бэху, шесть человек. Все с пехоты. Почти все срочники. Один обожжен. Просит курить и пить. Прикуриваю сигарету и вставляю ему в губы. С водой сложнее. У второго в руке тонкая щель сантиметров семь длинной. Перебита артерия. Кровь идет сгустками. Запах у неё такой… свежатины, как в мясной лавке. Третьего несут – ноги перебиты. Четвертый… Четвертому здоровый осколок ударил в грудь, рассек ткани и чуть-чуть не дошел до легкого. Огромная зияющая дыра. Красное мясо. Но парень идет сам – в шоке еще – и легкое, кажется, не задето. Повезло.

Раненых уже перевязали более основательно, каждому вручили сигареты и они теперь, блаженно щурясь от солнца и сигаретного дыма с благодарностью смотрели на своих товарищей, которые вытащили их из этого ада. Среди разведчиков, рассевшихся вдоль забора, то тут, то здесь вспыхивал смех, слышался неестественно громкий разговор людей, только что перенёсших смертельную опасность. Лица из бледно-землянистого цвета приобрели нормальный цвет и только продолжавшие лихорадочно блестевшие глаза, выдавали внутреннее напряжение.

Под стеной школы лежит солдат. Тело вздулось, голова, грудь и плечи от жары стали совсем черные. Запах уже очень тяжел. Хорошо, что сегодня еще ничего не ел.

На соседней улице еще один, рядом с очередным сожженным танком. Голова расколота и на неё надет целлофановый пакет – чтобы не смотреть. В перевернутой рядом каске красно-серое. Неподалеку еще тел пять – их по очереди обыскивает какой-то человек, отвернув голову и зажав нос. Достает документы.

Вокруг воняет гарью. И людским страхом. Там, только там, понимаешь, что у страха есть свой запах.

Я почувствовал, как участился пульс, как изменилось дыхание. Он никуда не бежал, но дыхание, тем не менее, срывалось, как после быстрого подъема по лестнице на двадцатый этаж. Руки начали дрожать. Ладони вспотели.

Стены заходили ходуном – удар за ударом, взрыв за взрывом – посыпалась крошка, загремели фляги, котелки, запрыгали лавки. Вспышки выстрелов заискрились повсюду: веером, снопом, фонтаном огня. Казалось, бетонные плиты не вынесут этой мощи и вот-вот развалятся… Но нет – пока стояли.

Короткими очередями по всем подозрительным кучкам и воронкам! Автомат дёрнулся и заглох. Надо менять рожок!

Неслышно ступая тяжелыми грязными ботинками по застеленному коврами полу, прикрывая друг друга стволами автоматов, среди обычной обстановки обычного частного дома из комнаты в комнату переходили люди в камуфляже и в набитых боеприпасами разгрузочных жилетах. Чужие лица бесстрастно взирали на них из рамок фотографий, стоящих на комодах и висящих на стенах. Чужие зеркала отражали напряженные, непроизвольно пригибающиеся даже при виде собственных отражений фигуры.

Огромный обугленный остов; уродливые балки и перекрытия, вздымающиеся к черному небу. От седьмого этажа дома уже не было; только маслянистые клубы жирного дыма, поднимающиеся вверх. Нижняя часть коряво скособочилась, просела набок, сжав окна и повыбив оставшиеся стекла. Горы щебня, кирпича, искореженного металла вокруг. Гарь и вонь.

Я осмотрелся. Ничего ценного и интересного. Полупустой шкаф с какими-то тряпками, довольно старое облезлое шатающееся трюмо. Я посмотрел на себя в зеркало и поморщился. Вид, как у профессионального бандита, только армейский головной убор резко контрастировал с остальным обликом. Хотя, впрочем, он уже успел прилично запылиться, так что существовал вполне реальный шанс, что и он вскоре гармонично вольется в общую картину.

Скрипя битым стеклом под ногами, шаркая повсеместно осыпавшейся штукатуркой, наступая на горы щепок, клочков бумаги и всевозможного тряпья, мы прошли лестничную площадку первого и второго этажей, и вошли в квартиру на третьем.

В однокомнатной квартире мебели не было – пустота, всё возможное давно пожгли на дрова, на полу только мусор, горы стреляных гильз. Окна наспех, неаккуратно заложены кирпичом. Здесь явно кто-то был до нас, причём – совсем недавно. Наследил, натоптал и ушёл.

Пробравшись по грудам битого кирпича и щебня, я прошел внутрь не через двери, а через пролом в стене. Бетонная плита перекрытия между этажами от попадания снаряда в дом рухнула одной стороной вниз, перебив и разрушив все, что было в двух из трех нижних комнат. А вот третья комната была полностью цела.

Два ближних к нам дома разрушены до основания, только фундаменты каменные остались. Были дома – нет домов: здесь, вероятно, авиация наша постаралась; следующие два – с дырами в заборах и со снесёнными воротами, без крыш, без окон и без входных дверей. Там – сто процентов – ничего ценного, тем более – водки, давно нет. Даже несколько молодых деревьев в огородике перед домами снесены и затоптаны бронемашинами. Да, деревья на войне страдают не меньше людей.