Александр Тамоников - Пятеро смелых

Когда на Кавказе стало потише, его перевели в спецназ ФСБ. Так они с супругой и оказались в гарнизоне подмосковной базы.

Да, с такой неординарной женщиной, как Ирина, быть непросто. Потому Павел не удивлялся своему стремлению упрочить отношения и видеться с ней как можно чаще.

Как данное желание соизмерялось со стремлением к абсолютной независимости? Сам себе Новиков объяснял это просто.

Во-первых, между ним и Ириной до сих пор сохранялась приличная дистанция. Редкие объятия и поцелуи были не в счет. Они скорее походили на дружеские. Да и случалось такое в моменты расставаний, перед длительными командировками, или при встречах после возвращения Новикова.

Во-вторых, по мнению Павла, хорошие отношения вовсе не обязательно было скреплять брачными узами. По его убеждению, при переходе из разряда влюбленных в статус супругов мужчина и женщина теряли некую искорку, то самое таинство, благодаря которому их отношения развивались.

Наконец, в-третьих, имелась еще одна причина. Года полтора назад Новиков встречал Новый год в шумной компании друзей. Присутствовала среди приглашенных и Ирина. Тогда-то ему и довелось случайно услышать обрывки ее разговора с подругой. Он в гостиной настраивал телевизор, а женщины на кухне готовили всякие вкусности.

– Долго ты намерена вдоветь? – интересовалась подруга по имени Галина, шинкуя какие-то овощи. – Не пора ли подумать о замужестве?

– О каком замужестве? – удивленно переспросила Ирина, споласкивая тарелки.

– О самом обычном.

– Кого же ты прочишь мне в мужья?

– Неужели нет достойных кандидатов? Тот же Паша. Умный, красивый мужик. Спокойный, надежный. На тебя, если не ошибаюсь, он поглядывает не просто так. Чем не пара?

За такую массированную рекламу Новиков готов был объявить этой подружке благодарность перед строем. Однако на Ирину она должным образом не подействовала.

– Павел очень хороший человек, но… – Женщина вздохнула.

– Что «но»? У тебя уже кто-то есть?

– Нет. Не в этом дело.

– Так в чем же, Ирочка?!

Та закрыла воду, чуть помолчала, потом с грустью призналась:

– Понимаешь, Галя, когда погиб Костя, я дала себе слово, что больше никогда не свяжу свою жизнь с человеком их профессии. Полагаю, ты меня понимаешь. У самой муж спецназовец.

– Еще как понимаю!

– Не хочу, Галя. Одного потеряла и еле в себя пришла. А ты про Павла.

– Да, ты права. Его и в гарнизоне-то практически не видно, из горячих точек не вылезает. Не дай бог что случится.

На аэродроме группу встречали микроавтобус и два автомобиля для перевозки раненых. Вскоре медицинские машины помчались в сторону госпиталя. Микроавтобус же покатил в направлении загородной базы.

Это было странно. Обычно Шестопалов сразу приказывал Новикову прибыть в управление для беседы и отчета о проделанной работе. Сегодня генерал почему-то расщедрился на небольшую передышку.

– Завтра утром подъезжай, поговорим, – сказал он, связавшись с Павлом по мобильному телефону. – А сегодня отдыхай, приводи себя в порядок.

– У группы, надеюсь, выходной?

– Конечно. Пусть пару дней побудут с родными и близкими.

Бойцы сдали оружие, боеприпасы и снаряжение, попрощались и разошлись кто куда. Одни отправились пешком в общагу, другие – в гарнизонные квартиры.

Новиков забрал со стоянки машину и поехал в свое однокомнатное жилище, расположенное на западе Москвы. Он припарковал авто во дворе дома, зашел в ближайший магазин, затарился продуктами, пивом и закуской.

Дома Павел первым делом сполоснулся под душем, затем устроился на диване, аккуратно разложил на столике рыбку, острые куриные крылышки. Он накатил с разгону бокал пива и включил телевизор без особой надежды на то, что увидит что-нибудь путное.

На всех каналах действительно транслировалось одно и то же: реклама, заученная народом наизусть, сериалы про ментов, сказки о современных Золушках и новости, пропитанные патриотизмом.

«Почему тележурналисты считают важной новостью любую глупость, сказанную скороговоркой и с истерическим придыханием? – Новиков вздохнул и вдруг вспомнил свою маму, живущую в волжском городе и едва сводящую концы с концами на жалкую пенсию. – Какой, к черту, патриотизм?.. По-моему, патриотизм – это всего лишь четкое и хорошо аргументированное объяснение того, что мы должны жить хуже других».

Он убрал звук телевизора и включил новенький музыкальный центр, купленный накануне крайней командировки.