– А таперича за здравие государя и самодержца всея Руси Михайло Фёдоровича, – уже отвердевшим голосом, с прорезавшимися державными нотками промолвил князь и вальяжным жестом в очередной раз отставил руку с кубком в сторону виночерпия…
Бузотёры вслед за ним тоже повторили верноподданнический тост и степенно возлияли. На том официальная часть аудиенции была закончена, и дальнейшее общение уже протекало «в неформальной обстановке», начавшейся с того, что князь-воевода вдруг, как ребенок, которому неожиданно подарили желанную игрушку, залился счастливым смехом.
– …Нет, ну я разумею, двоих, ну троих, ну, на худой конец четверых… а тут цельных девять, да ещё и при оружии… ха-ха-ха… – не стал сдерживать распиравшее его веселье князь-воевода, утреннее самочувствие которого благодаря медовухе заметно улучшилось. – Да ещё и не единого убиенного али увечного, а токмо побитые… – ха-ха-ха…
Вволю отсмеявшись, князь Людовецкий продолжил, удовлетворенно потирая ладони:
– Да-а-а… ну и утерли мы нос Модеске, а то он надысь бахвалился, что евонные стрельцы иноземную… ну, энту… как бишь её…? – и князь вопросительно повернул голову в сторону челяди.
– Стратегму, князь-воевода, – подсказал кравчий .
– Во, во… – энту самую стратегму под начальством какого-то ляха изучают, а потому, дескать, их таперича с ихней стратегмой и победить немочно. А вы их… ха-ха-ха… нагайкой по хребтине да свистулькой в гузно… А усё потому, – тут князь-воевода назидательно поднял указательный палец верх, – что супротив нашенского рассейского ратного искусства никакая заморская стратегма не устоит. Вот!
– Знамо дело, княже, не устоит… – согласно закивали головами челядинцы. Их примеру дипломатично последовал и поднаторевший в искусстве царедворства батька Тревинь, а вслед за ним и бузотёры.
– Но, мотрите мне! – неожиданно твердым, повелительным голосом произнес воевода и угрожающе погрозил пальцем, виновато застывшим со склоненными главами казакам. – Чтобы засим усё… хватя… слышите? А не то… – и с этими словами князь, сжав пухлую руку в кулак, властно пристукнул им по подлокотнику кресла. – Дабы более никаких мне драк! А то ж указ-то «о воспрещении» я как ни крути, а всё же подписывал…
– Свет-воевода, князюшко, надёжа ты наша, – обратился к воеводе батька Тревинь. – Оне ж более не будут, оне ужо раскаялись.
– Чтой-то я на их довольных ликах благочестивого раскаянья не отмечаю, особливо у вон того, с личиной низовой черкасни… Кто таков будешь? Ответству!
При этих словах Дарташов сделал шаг вперёд, и, приложив правую руку к сердцу, с достоинством поклонился.
– Да то Ермолайка – сын мово ясаула и старинного односума Дартан-Калтыка… – представил Дарташова батька Тревинь. – Эйто он того самого Жусимурзина нагайкой уделал… да и батька евойный, как я зараз припоминаю, в нагаечном деле тоже большой мастак был…
– Молодец вьюноша, прям добрый молодец, ничего не скажешь. Намо такие зело надобны. Ты, кстати, в какую сотню его записал?
– Да нема у меня покуда в сотнях свободных местов. Сам, князь-воевода, чай о том ведаешь, мы ж намедни слободских казаков с Украины, что от ляхов в Русию бежали, к себе ж на службу приняли. А войны нынче мы ни с кем не ведём и даже со стрельцами дерёмся не до убиения… Вот и нету зараз свободных местов…
– Да, то правда твоя… – протянул князь-воевода, задумчиво глядя на Ермолайку. – А ты вот, что-тут лицо князя озарилось внезапной догадкой – запиши покамест своего Дарта… тыка… тьфу… ну как там его?
– Ермолайку Дарташова, князюшко… – подсказал батька Тревинь.
– Во-во. Дозволяю приписать сего Ермолайку к разряду затинных пищальников Дезаркина. Пущай покамест там при царевом жаловании обретается, а службу чтоб при сём справлял у тебя в казаках. Да мотри у меня, служи справно… а то вдругорядь не помилую… – грозно потряс пальцем князь-воевода. – Да ещё вот что… жалую от своей милости твоим бузотерам десять… нет… девять рублёв. Елико стрельцов было, толико и денег будет дадено, по рублю за одного… – державно рассудил князь-воевода, проявив экономическую мудрость.
– Казначей выдать им прям сейчас, из тех… ну сам знаешь из каких… из вчерашнего посула, что купчина рязанский дал. Ну, засим усё… притомился я чтой-то нынче… – и, зевнув во весь рот, князь воевода легким взмахом руки дал понять, что высочайшая аудиенция окончена.
Подхватившие воеводу под руки отроки осторожно помогли ему подняться с кресла и, поддерживая сзади шубу, бережно сопроводили в опочивальню, где, приняв еще пару кубков медовухи, воевода решил немного вздремнуть перед предстоящим сегодня важным государственным делом. Пиром, задаваемым воеводским двором по случаю приезда в Воронеж хана малого улуса большой ногайской орды Бехингера…
Читать дальше