Андрей Воронин - Ночной дозор. Умереть – непозволительная роскошь

– Господин Маккоуэлл прибудет с минуты на минуту прямо сюда.

– Прекрасно!

Патрик Глен присел на стул, заложив ногу за ногу, и демонстративно достал из кармана коричневого пиджака изящный серебряный портсигар.

– Надеюсь, здесь курить позволительно?

– Да, пожалуйста!

Прошкин пододвинул пепельницу, очень напоминающую банку из-под консервов.

– Спасибо!

Патрик Глен закурил, а следователь Прошкин, дописав на листе несколько предложений, аккуратно подал его иностранному гражданину.

– Попрошу вас ознакомиться и расписаться.

Американец недовольно взял лист бумаги и внимательно прочитал написанный текст.

– Все верно? – поинтересовался старлей.

– Да.

– Тогда подпишите.

Прошкин хотел протянуть Патрику шариковую ручку, но тот небрежно достал свой «Маркер» и размашисто черканул на бумаге свою подпись и число.

– Please!

– Спасибо!

Старший лейтенант осторожно взял лист и аккуратно положил его в папку.

– Я свободен?

Глен нетерпеливо встал.

– Секунду…

Неожиданно в кабинет вошел пожилой мужчина в милицейской форме.

– Викентий Палыч, – доложил старшина, – из американского посольства прибыли…

– Хорошо, Остапчук, – сказал старлей и повернулся к иностранцу. – Вы свободны!

Патрик Глен надменно кивнул головой.

– И вам того же… – тихо прошептал Прошкин в ответ.

Когда двери кабинета закрылись, старший оперуполномоченный по особо важным делам Викентий Прошкин дал волю своим чувствам и «богатому» словарному запасу народного лексикона.

– Ну, бля… – заорал конопатый следователь, – Ну, мудилы! Очередной «висяк» на наш отдел повесили! Да еще иностранца прип-плели, е… вошь!

Прошкин стал заикаться от негодования и возмущения.

– Нет, ты понял, Константиныч, – распылялся старлей, – эти говнюки гэбисты насрали, а нам теперь убирай за ними!

– То шо, Палыч, – устало произнес старшина с хохляцким акцентом, – это цветочки, а уси ягодки впереди! У прошлым мисяци в Южном округе та сама картина була, тилькы с совместной фирмой…

Прошкин не курил, а когда был на взводе, «прижигал» нервные окончания или водкой, или на худой конец жевательной резинкой. Его раздражение было прямо пропорционально количеству потребляемой жвачки. На сей раз он забросил себе в рот аж три подушечки «Стиморол».

– И че?

Старшина хитро усмехнулся.

– А шо… – угрюмо вздохнул хохол, – вси про всих зналы, а дило закрылы…

Старлей недовольно поморщился, не улавливая намека старшины Остапчука.

– Ты на че намекаешь, старый пердун?

Старшина равнодушно пожал могучими плечами.

– Да ни на шо, Викентий, – спокойно ответил Кузьма Константинович, – просто того следчего, яки тэ дело вел и след простыв. Где вин? Никто его боле не бачив! Это дело темное… Гэбисты не зря там ошивались!

Прошкин присел на стул, но ему не сиделось, и он снова стал расхаживать по кабинету.

– Хватит байки травить, Константинович! – зло выпалил старлей. – Я и без тебя знаю, что дело с запашком, однако хош не хош, а повозиться с этим дерьмом нам придется.

Старшина пожал плечами.

«Набегавшись», следователь сел за стол.

– Давай сначала и по порядку… – серьезно и по деловому начал Прошкин. – Убийство произошло около двенадцати часов дня.

– Да.

– Что мы имеем?

– Пять трупов.

Старлей вздохнул.

– Пять трупов и двух свидетелей…

Старшина усмехнулся и, закурив папиросу, ехидно добавил:

– Один из них иностранец-засранец, а други – дурны!

Старший лейтенант поднял на Остапчука настороженный взгляд.

– Че с компьютерщиком Слесаренко?

– А ни че, – развел руками пожилой человек, – вин уже не жилец – прямым рейсом отправлен у психбольницу.

Прошкин сокрушенно покачал головой.

– А еще совсем пацан… – тихо прошептал старлей. – Не люди, а звери! Ни капли человеческого!

Если бы курносый следователь знал, что Макар Лигачев заменил молоденькому парнишке смертную казнь на пожизненное заключение, то, возможно, изменил бы свою точку зрения относительно «капли», но, думается, ненамного…

Помолчав несколько секунд, Прошкин возобновил разговор.

– Что мы еще имеем? – задал вопрос Викентий.

Старшина хитро скосил глаза.

– Константиныч, – произнес старлей, – ты, кажется, имеешь что-то сказать мне?

Остапчук хмыкнул в кулак.

– Вин какой быстрый!

Глаза у Прошкина загорелись: Викентий давно работал со старшиной и хорошо знал его причуды. Если он начинал валять дурака, значит, в его руки попалась зацепка.