Несшаяся во весь опор «лава» по трубному сигналу из ее центра едва успела сменить направление, направив бег коней влево от укрепления. Менее обученные конники так и остались бы лежать горами трупов на этих кольях. И даже у таких профессионалов, как аланы, несколько десятков всадников так и не смогли избежать бесславного конца.
Еще можно было исправить положение, отойти, перегруппироваться и снова атаковать.
Но в это же время над полем раздался трубный звук, многократно подхваченный и призывавший к бою. Слева от фаланги из лесов и оврагов вышли скрытые до поры легионеры. Бегом в рассыпном строю они напали на противника с тыла.
А с правого фланга фаланги им навстречу погнали лошадей вскачь закованные в кольчужные доспехи катафрактарии. Они мчались на свежих конях, покрытых чешуйчатыми латами. Направив свой «железный» удар по касательной, они разрезали строй аланов, смяв и смешав их ряды.
Уже шло сражение, и с обеих сторон гибли храбрейшие воины. Конечно, печенежский воин никогда не сдавался в плен и сражался до тех пор, пока в нем оставалась хоть одна искра жизни, даже с толпой врагов. Но разве обязательно губить их всех на этом поле?
И вот князь Ирник, будучи благородным от рождения, воззвал к чести своих противников. Ведь сражение можно закончить и поединком вождей. Он протрубил в рог вызов на поединок и направил коня в сторону предводителя катафрактов. Лонгин Константин был не менее благороден и, услышав вызов на поединок, протрубил в ответ, принимая его.
Как бы ни было скученно на поле боя, все же благородный поединок двух вождей вызывал уважение. И потому каждый услышавший трубный звук спешил убраться в сторону, освободив место для поединка.
Два поединщика неслись навстречу друг другу. Конечно, копье Ирника было на целый метр короче копья Константина. Зато излишняя броня не сковывала его движений. И это позволило князю уклониться в сторону от четырехгранного наконечника, направленного в его грудь. Но и его копье разлетелось в щепки, ударившись о нагрудную броню лонгина.
Миновав противника, князь поднял коня на дыбы и, заставив его развернуться на задних ногах, пустился в погоню. Настигнув Константина, князь извлек свою шашку и ударил его по шлему.
Но удар был неудачным: лезвие шашки, ударившись о твердь шлема, соскользнуло в сторону. В ответ патрикий Константин извлек свой меч и замахнулся на противника. Князь Ирник уклонился от удара, откинувшись на круп коня. Но удар меча пришелся по шее коня, и голова его отлетела в сторону. Князь рухнул вместе с обезглавленным конем на землю и был придавлен им. Этим тотчас воспользовался Константин. Он подъехал к противнику и заколол его.
Весть о смерти князя Ирника стала расходиться как круги по воде. Зихи утеряли волю к победе и перестали сражаться. Началось их поголовное истребление.
* * *
– Рома! Труби атаку. Пойдем клином. Будем выбираться отсюда! – прокричал атаман Сивый Конь своему трубачу.
– Я потерял из виду Сака. Мне надо найти его!
– Если останется жив, то мы найдем его. Если мертв – похороним. Но только если сами выживем. Труби атаку!
Атаман повел свой отряд, нацелившись в промежуток между фалангой и катафрактами. Яростная атака увенчалась успехом. Поредевший отряд казаков вырвался из «мешка».
– Ну вот и все. Вырвались. – Атаман смахнул пот с лица. – Ром! Ты цел?
– Я в порядке, атаман. Но многих наших нет. И Сака я не вижу. И еще за нами увязалось много зихов.
– А Матрёна с сестрами?
– Сзади и левее… Их прикрывает сотня куренного атамана Махача.
– Хорошо. Еще не вечер! А это что за напасть? – привстал на стременах атаман, вглядываясь в облако пыли, поднимавшееся сбоку.
Откуда-то из тылов фаланги им наперерез выдвигался конный отряд Иоанна Алакса.
– Да сколько же их тут? – с досадой проворчал атаман. – По равнине нам не уйти. Кони выдохлись. Идем к лесу. Там и отбиться будет легче. Ром! Труби отступление.
* * *
В тот час, когда передовой отряд союзников попал в ловушку, основные силы, ни о чем не подозревая, продолжали не спеша, отдельными колоннами продвигаться на юг. Да, конечно, вестовые доставили сообщение князю Зубору о соприкосновении с противником. Но это не сильно обеспокоило предводителя мадьяр. Он носил имя дикого быка – зубра – потому, что выходил победителем из многих передряг и знал цену воинской выучке печенегов. Князь рассчитывал, что они сами справятся с передовыми частями противника.
Читать дальше