Михаил Зислис - Огонь на поражение (Атомный шантаж)

Последнее слово он произнес вслух.

— Ненавидишь… — несколько ворчливо ответил Ленька. — Толпы?

— Да. Толпы.

— Нельзя так. Все — люди. Я когда еще тебе говорил.

Следователь промолчал. Он знал, что во-первых — не все люди на этом свете, а во-вторых все равно ему не заставить себя смириться с толпами, с серыми массами и суетой, все это он будет ненавидеть до конца жизни.

…Из глубины, растолкав дома, вылезла зеленая девятиэтажка, старая и обшарпанная. Проезды на подходе к ней щерились разбитым асфальтом, который по непонятным причинам починяли всегда зимой и от этого дороги становились только хуже. Несмотря на хорошие амортизаторы, «Ауди» трясло.

— Здесь он живет? — спросил Татаринов. — А точно?..

— А ты думал… Так проще наверняка. Сильные мира сего любят оставаться в тени.

— Знаю я… не все только, как выяснилось.

— Ты про генерала этого? — Гриценко заглушил двигатель.

— Да.

— Ну так не боись, с ним мы еще разберемся. Кстати, пока мы еще тут ты подумал над моим предложением?.. У тебя целых десять лет было.

— Я еще подумаю, — неуверенно сказал следователь.

Машина остановилась у подъезда. Мимо, с доверчивым любопытством заглядывая в приоткрытые окна, пронеслась стая мальчишек на велосипедах. Дверь подъезда хлопнула и по ступенькам сползла какая-то пьянь, шаркая ногами и глядя на мир пустыми глазами. Ноги мужик переставлял еле-еле, как будто они были у него в гипсе. Татаринову немедленно захотелось схватить грязное явление за грудки и отшвырнуть куда-нибудь с глаз долой. Он обернулся. Гриценко отрицательно покачал головой, словно прочел желание в глазах друга.

— Идем. Не обращай внимания.

— Ленька… да я раньше и в его сторону не посмотрел бы, ты же знаешь, только если в интересах следствия… но… — он уже не мог ничего объяснять. Наверное и потому еще, что видел частицу себя в этом истинном россиянине, список возвышенных целей которого состоял из всего одного пункта — полной бутылки. А возвышенной эта цель была потому, что возвышалась на постаменте из незаработанных денег.

Справившись с противоречивыми чувствами, следователь вошел в подъезд вслед за Гриценко, протопал по заплеванным ступеням, потерявшим от грязи свой естественный серый цвет, и остановился у лифта. Илья Крамер с семьей поселился на восьмом этаже, где, купив аж целых две квартиры, соединил их в одну, отгородившись от лестничной клетки стальной дверью средней прочности.

Гриценко позвонил и дверь открылась после непродолжительной паузы — ушедшей, очевидно, на разглядывание гостей в глазок.

— Здравствуйте, Владимир, — спокойно сказал Илья Крамер и перевел взгляд на Гриценко. Тот, не говоря ни слова, ткнул в руки главреду «Государства» злополучный журнал и проследовал мимо ничуть не удивленного хозяина внутрь квартиры.

— Проходите, Владимир, — Крамер сделал пригласительный жест. Но вот голос его прозвучал извиняюще-виновато. — Мне… Хорошо, что вы передумали. Я знаю и понимаю, как вам все это тяжело. — Татаринов заподозрил очередную интригу, но вслух ничего не сказал, лишь кивнул и прошел, оглядываясь на небогатую обстановку. На даче у Крамера все было сделано по высшему разряду, а здесь… впрочем, здесь и нет особого места для излишеств — потолки невысокие, как и во всех девятиэтажках, комнаты — не больше двадцати метров. Где уж тут шиковать. В одной из больших комнат, кстати, Крамер не преминул сделать себе кабинет — упрощенную копию дачного. Там они вдвоем с Гриценко и расположились, пока хозяин хлопотал вокруг, предлагая выпить (и постоянно вспоминая свою отменную «ракетную батарею»). В конце концов, Ленька попросту оборвал Крамера, и тот послушно опустился в кресло за своим письменным столом, положив перед собой журнал.

— Так, — сказал Гриценко холодно. — Будьте любезны объяснить существование данного выпуска.

— Всенепременно, — не теряя достоинства ответил журналист. — Я понимаю, Леонид Юрьевич, вы, вероятно, э… ну, так скажем, несколько возмущены фактом опубликования статьи о вашем Институте и вообще…

— И вообще, — прервал Гриценко, — самим фактом того, что кому-то стало известно столь преступно много. Откуда?

— Ах, это неважно…

— Мне решать.

Татаринов похолодел. Старый Ленька так не говорил. Никогда. Сейчас он играл в кого-то другого, беспощадного собеседника, который не упускает ни единого слова, не дает спуску оппоненту и вообще ведет себя, как хозяин ситуации… Странно.