Любовь Рябикина - Дикие гуси

Алекс проволок приятеля метров двести, не замечая, что Дон продолжает держать ящик. Сейф, во время поворота, пребольно стукнул его по ноге. Кудрявцев едва не упал. Сразу повернул голову:

– Черт возьми, Смит! Брось проклятый ящик, ты и так более трехсот фунтов весишь! А с ним и все четыреста будешь. Может быть, найдя этот проклятый сейф, они отстанут от нас?

Американец прохрипел за его спиной:

– Алекс, здесь такая сумма, что нам троим на целую жизнь хватит!

– Все равно его бросить придется! Деньги можно заработать, если ты не мертв!

Смит невесело усмехнулся:

– Тогда брось меня вместе с ним! Я не расстанусь с такой огромной суммой. Это же Майами с солнечными пляжами, красотки, хоть каждый день меняй! Красивая жизнь! Родителям смогу купить магазинчик. Мать давно мечтает!

Кудрявцев сбросил Дона у широколиственного дерева. Посмотрел на вцепившуюся в ручку сейфа намертво огромную лапищу американца. Понял, что тот с ним действительно ни за что не расстанется. Тяжело дыша и обливаясь потом, присел на корточки рядом. Выдохнул:

– Тогда давай спрячу… Не дотащить! Слышишь, приближаются…

Смит подтолкнул ему сейф:

– Давай, Алекс, только быстро!..

Забросив металлический ящик на плечо, русский, пригнувшись под тяжестью, скрылся между деревьями. Американец подумал: «Черт, зачем я это сделал? Он спрячет, а ведь я найти не смогу…». Тяжело вздохнув, поглядел вслед Алексу, а затем решил осмотреть пулевое ранение. Разрезав брючину длинным острым мачете, склонился над небольшой ранкой, находившейся почти у бедра. Сразу сообразил, что кости не задеты. Отверстие было сквозным и весьма болезненным. Кровь продолжала сочиться, хотя брючина и так была мокрой до самого низа. Вытащил из сумки на боку небольшой тюбик со специальным медицинским клеем, выдавил капельку на рану, не смывая кровь. Заклеил пластырем и принялся перебинтовывать, морщась от ноющей боли…

Кудрявцев остановился в сотне метров. Быстро осмотрел ящик со всех сторон, чтобы убедиться, что он нигде не пробит. Обнаружил с десяток серебристых отметин от пуль. Вспомнил, что Смит нес его на спине и подумал: «А ящичек-то Дону жизнь спасал. Не зря он его тащил». Огляделся вокруг. Одно из деревьев, сплошь увитое лианами и стоявшее лишь благодаря ползущим растениям, зацепившимся за соседние стволы, привлекло внимание. Его вершина была гола и суха. Алекс быстро раздвинул заросли возле ствола и зашвырнул тяжелый сейф туда.

Огляделся вокруг, запоминая местность. На всякий случай, снова раздвинул заросли и воткнул в толстый ствол лианы обыкновенный тесак с собственными инициалами. Нож когда-то принадлежал деду, воевавшему с немцами и добытому в бою. На кончике рукоятки виднелась фашистская свастика. Автоматически замаскировал следы и вернулся к американцу.

Он выскочил к съежившемуся в зелени Смиту, словно чертик из коробочки. Приятель шарахнулся в сторону, подтягивая автомат. Русский поднял руку, успокаивая. Дон облегченно вздохнул, увидев знакомое лицо:

– Черт возьми, Алекс, я чуть тебя не пришил!

Китано выпрыгнул из кустов через мгновение после его появления. На этот раз в заросли шарахнулись оба. Кит довольно ухмыльнулся. Не обнаружив сейфа, спросил:

– Деньги бросили?

Дон, попытался встать, ухватившись руками за лиану. Морщась от боли, ответил:

– Алекс спрятал…

Со всех сторон звучали мелодичные возгласы на испанском. С минуты на минуту их могли обнаружить. Нужно было срочно уходить с этой неприметной тропы. Кудрявцев вновь взвалил Смита на плечи. Сгибаясь под тяжестью, кинулся к кустарнику. Такеши посмотрел на русского, затем оглядел заросли и снова скрылся за зеленой завесой, махнув оглянувшемуся Алексу рукой – «уходи». Японец понял, что русский не бросит раненого американца, а он не сможет кинуть их обоих. В душе появилось безразличие к жизни. Он теперь не боялся смерти и собирался принять последний бой. Меч не дрожал в его руке и когда противник поравнялся с убежищем, где он мог бы затаиться и переждать, Китано выскочил из зелени лиан.

Головы слетали одна за другой. Колумбийцы даже вскрикнуть не успевали. Маленький японец метался среди них демоном смерти. Он рубил и рубил, не чувствуя, как чужая кровь заливает его лицо, одежду, руки, стекает по мечу. Очереди проносились мимо него. Временами настолько близко, что японец чувствовал кожей горячий поток воздуха. От вида слетающих голов, отрубленных рук и фонтанов крови, боевики промахивались раз за разом, хотя выстрелы звучали без перерывов.