Леонид Влодавец - Фартовое дело

— Поехали! — скомандовала Булочка, нажала какую-то кнопочку, и заднее сиденье оказалось отделено от остальной машины непрозрачной и звукоизолирующей перегородкой.

— Не бойся, — сказала Светка, выдвигая пепельницу, — это не похищение. Просто захотелось тебя увидеть…

— А я думал, у тебя ко мне дело, — произнес Никита довольно спокойным голосом.

— Дело тоже есть. Кури! — Светка угостила Никиту сигаретой и дала огоньку с какой-то штучной зажигалки. Когда Никита затянулся, Булочка стряхнула пепел и произнесла задумчиво:

— И все-таки что-то не то…

— Что «не то»? — спросил Никита.

— Не так я себе нашу встречу представляла. Не так!

— А какой ты ее хотела увидеть?

— Понимаешь, когда ты мне руку целовал, я поняла, что ты меня боишься. И прибежал не потому, что ждал, а потому что испугался, верно?

— Раб должен бояться госпожу… — попробовал отшутиться Никита, но потом сказал вполне серьезно: — Конечно, Свет, я тебя боюсь.

— Спасибо, что не соврал. Жаль, а я думала, тогда, на «Черном полигоне», у нас что-то настоящее начинается… Ошиблась, да? Я всегда ошибаюсь…

— Не совсем, — потупился Никита. — Там действительно что-то началось. Только я еще не понял, что. И когда пойму — не знаю.

— Ладно, — вздохнула Светка. — Отношения можно и потом выяснить. Может, и правда сначала о деле побеседуем?

— О деле так о деле.

— У тебя сейчас каникулы начинаются?

— Завтра, если разрешишь, сдам последний экзамен — и свободен.

— Разрешу я тебе экзамен сдать… Если еще подзубрить надо, могу даже домой отвезти.

— Нет, я в последний день перед экзаменом только до семи вечера учу. И родителей предупредил, как ты сказала, чтоб ночевать не ждали.

Светка хмыкнула, пустила дымовое колечко:

— Послушный — сил нет… Ну, об этом после. Короче, послезавтра ты — вольная птица?

— Да. На две недели.

— Совсем здорово. Ехать куда-то собирался?

— Нет, дома сидеть. А что, надо куда-то поехать?

— Пока не знаю. Возможно, и придется. Но сначала надо будет съездить вот по этому адресу. — Светка подала Никите розовый квадратик бумаги для заметок. — Живет там довольно молодой дедушка, шестидесяти восьми лет, генерал-майор авиации в отставке Белкин Юрий Петрович. Надо будет представиться корреспондентом нашей областной газеты — удостоверение у меня для тебя уже готово, можешь полюбоваться. Ксива солидная: «Постоянный корреспондент по Москве и Московской области»…

— Что-то не слыхал, чтоб у областных газет были свои посткоры в Москве.

— Ты много чего не слыхал. У всех нет, а у нашей — будет. Не бойся, проверять этот дед вряд ли станет, а если, допустим, все-таки позвонит туда, в газету, ему ответят то, что надо. Потому что газета эта — моя. Я ее купила. Называется она по-старому — «Красный рабочий».

— Надо же! Я когда-то ее подшивку за тысяча девятьсот девятнадцатый год читал, когда о Михаиле Ермолаеве сведения собирал.

— Ну вот, а теперь поработаешь в ней для пользы общества: встретишься с товарищем Белкиным и побеседуешь с ним о том, как он партизанил, будучи совсем еще мальчишкой. Когда спросит, откуда у тебя такие сведения, скажешь, что в редакцию пришла гражданка Иванова Зоя Михайловна и рассказала интересную, но уж больно неправдоподобную историю о том, как три девушки и один мальчишка захватили и уничтожили секретный объект фашистов на озере Широком. Это на западе нашей области, на границе с соседней. По словам этой бабули, весной сорок третьего года, в марте, она вместе с будущим генералом и еще двумя девушками совершила сей подвиг.

— Да уж… — хмыкнул Никита. — Правдоподобия тут мало.

— Может быть. Но только объект такой был и обломки от него остались.

— А чем тебе этот объект интересен? Ты же не мемориал там собралась возводить…

— Почему? Может, я теперь такая?

— Ну, допустим. А что, эта Иванова, конечно, на звание Героя России претендует?

— Иванова сейчас на кладбище. Уже два месяца как умерла…

— Своей смертью? — Никита знал, что такие вопросы лучше не задавать, но задал.

— Своей, своей… Рак у нее был, очень запущенный, неоперабельный, к тому же старухе семьдесят седьмой год шел.

— Она действительно к вам в газету приходила? — спросил Никита.

— Никуда она не ходила. Она три года вообще с постели не вставала, жила на обезболивающих.

— Свет, а зачем вам все это? Можешь, конечно, не отвечать, если нельзя, но, наверно, будет лучше, если я буду не просто о всяких героических подвигах расспрашивать, а о чем-то конкретном.