Александр Тамоников - Я сам судья. Я сам палач

Он выехал на «Фиате» в восемь утра, заправил полный бак и гнал до Кольцевой, мрачно таращась в лобовое стекло. Воскресенье, пробок нет — единственный положительный момент. Потом по МКАД до Мытищ и налево, на Ярославское шоссе. Монотонная езда с ровной скоростью мимо автосервисов, придорожных заведений, местных граждан, торгующих всякой всячиной.

Несколько раз он выходил из машины, разминался, курил. Проехал Пушкино, обогнул Сергиев Посад. Тоска щемила горло. Лицо сестры стояло перед глазами. Брат умолял ее отвернуться, уйти, но она стояла и с укором смотрела на него.

В чем он виноват?! Не позвони она за несколько минут до смерти, и все пошло бы не так. Сестра разминулась бы с машиной, ведомой пьяным угонщиком. Она увидела пропущенный вызов и решила позвонить. Зачем он набрал ее номер перед тем отъездом на отлов арестантов? Теперь будет всю жизнь кусать локти и раскаиваться.

За окном мелькали окраины Новославля-Заречного, города, под которым он родился и провел не самую сознательную часть жизни. Слева по борту голубело Кащеево озеро, излюбленное место отдыха горожан. Теперь вокруг него все было застроено, а ведь раньше здесь властвовали пустыри и свалки.

Вот и тот самый проспект Энтузиастов, будь он трижды проклят! Рядом гудели маневровые тепловозы. Какое-то время шоссе тянулось вдоль железной дороги.

За улицей Оловянной он свернул с шоссе на север. Это был самый короткий автомобильный путь от города до Быстровки. Снова показалось Кащеево озеро и исчезло за складками местности. Потянулись осинники, жизнерадостные березняки. Илья спешил, все чаще поглядывал на часы. Не хватало еще на похороны опоздать.

Дорожное покрытие оставляло желать лучшего. Он ехал по красивым сельским местам, мимо голубых камышовых озер, светлых березняков. День выдался тихим, безоблачным, в безбрежной синеве носились стрижи.

Вот к дороге присоседилась бойкая Томка, бегущая меж травянистых берегов. Она загибалась вокруг холмов причудливыми восьмерками. Какое-то время река тянулась рядом, потом ее пересек мостик, и дорога устремилась в седловину между холмами. Снова мостик, опять вездесущая Томка — и бескрайнее русское поле, усыпанное молодыми одуванчиками.

Илья прибавил газу. Дорога сбегала по покатому склону, заросшему пушистой травой. Потом ее опять перебегала Томка.

За бетонным мостиком на том берегу раскинулась Быстровка. Не маленькая, три тысячи населения. Дома в основном одноэтажные, опрятные, с обширными дворами. Дома карабкались на противоположный склон, который украшала линия ЛЭП и купола поселковой церкви, один золотистый и четыре голубых в белый горошек. За дальним косогором было поле, за ним — станционная платформа, которой и пользовались местные жители, чтобы добраться до города.

Дорога разрезала Быстровку почти пополам, взбиралась на дальний холм, убегала в поля. От нее отпочковывались перпендикулярные деревенские улицы. Несколько машин взбирались на далекую возвышенность, поднимали пыль. Они уходили влево, к лесу.

Сердце Ильи екнуло. Это же похоронная процессия, там кладбище! «Фиат» скатился со склона, прогремел по мостику, въехал в поселок, поднимая пыль. Гавкали собаки, курицы и гуси разбегались из-под колес. Он ехал мимо шатких плетней и добротных заборов из профильного листа, покосившихся избушек и основательных кирпичных домов. Люди оборачивались. Возможно, кто-то узнавал его.

Илья успел. Домовина с телом еще стояла на колченогих табуретах. Плакали люди. Их было много, как знакомых, так и нет.

Кружилась голова, жирный пот стекал по щекам. Человеческие лица сливались в какую-то абстракцию. Отчетливо выделялись только три. Мать, отец, молодая женщина, лежащая в гробу.

Илья плакал, не стесняясь слез, гладил белое как мел, какое-то эфемерное, словно ненастоящее лицо Насти, жадно всматривался в него. Может, не она, подменили? Потом обнимал сутулых, сильно постаревших родителей, шмыгал носом, моргал воспаленными глазами.

Анна Акимовна обняла его за плечи и разрыдалась. У отца было каменное лицо, но и он не выдержал, хлынули слезы.

Рядом стояли сельчане. Илья едва замечал их.

Специально обученные люди с постными минами заколотили гроб, опустили на растяжках в яму. Каждый подходил, бросал землю. Потом могильщики дружно заработали лопатами.

Смутно знакомая женщина сунула Илье рюмку водки и конфету. Он вспомнил, но не сразу. Тетя Галя из дома напротив.

Потом человеческий ручеек разделился. Люди выбирались к дороге по непомерно узким проходам между оградками. Илью поневоле злость брала. Огромная страна, земли досыта, а пройти между могилами невозможно.