Александр Тамоников - Я сам судья. Я сам палач

Но всем нужно дать. Начальник криминальной полиции города подполковник Кудрявцев Валерий Борисович имеет свой карманный СОБР, которым командует его заместитель, майор Быстров Игорь Владимирович.

Реальные проблемы могут исходить от начальника районной ГИБДД подполковника Юдина Андрея Сергеевича. Недавний назначенец еще не вник в особенности местного правопорядка и строит из себя правильного мента. Этот тип может доставить неприятности. Но он вроде собирается в отпуск на три недели. Да не куда-нибудь, а в далекую Барселону. Вместо него гаишниками будет рулить майор Скворцов Аркадий Евгеньевич. Человек свой, надежный, проверенный, хотя и с серьезными аппетитами.

Он вторично прокручивал в голове нехитрую комбинацию. Халтурка получалась нормальная. Но надо знать меру, не рубить кормящую лапу. Матвеев испуган, и его можно понять. В Госдуму идет человек, за бизнес тревожится, не говоря уж про сына. Но если поймет, что его нагревают, пользуясь страхом, то последствия могут быть жуткими.

Он снова вылез из кровати, спустился в холл с телефоном в руке.

— Вашу мать, три часа ночи!.. — прохрипел майор Скворцов, который с завтрашнего дня замещал главного районного гаишника.

— Нет еще трех. Головко беспокоит.

— Что случилось, Владимир Алексеевич? — осведомился майор. — Шесть часов до начала рабочего дня. Трудно подождать?

— Не поверишь, Аркадий Евгеньевич, трудно. Первый вопрос. Твой шеф Андрей Сергеевич Юдин не передумал с завтрашнего дня начать отпускную жизнь?

— Странные вопросы задаешь. Нет, не передумал. В семь утра у него рейс в Барселону из Шереметьево. Летит с женой и дочерью. Никаких звонков, что передумал, не поступало.

«Ага! — сообразил Головко. — Значит, информация о ночных геройствах Никиты Матвеева Юдину недоступна. Папаша подсуетился, перерезал все каналы поступления информации. Ничего удивительного, если даже Скворцов об этом не знает. Пусть Юдин и дальше остается в неведении, спокойно отдыхает у синего иностранного моря».

— Рабочий день в вашем ведомстве официально начинается в девять. В восемь тридцать встречаемся в парке у Чехова.

— В каком парке у Чехова? — Майор Скворцов соображал туговато.

— Объясняю для тех, кто внутри бронепоезда. — Головко старался проявлять терпение. — Центральный парк культуры и отдыха напротив вашего славного управления. Там скульптура классика русской литературы Антона Павловича Чехова. Мужик в пиджаке, которого никто не посадит, поскольку он памятник. А нас с тобой, Аркаша, могут. Никогда об этом не забывай. У памятника лавочка. Не думаю, что рано утром ее займут. Там и встретимся. Все.

Теплое лето еще не пришло. Утром было прохладно, налетал порывистый ветер. Но природа уже цвела и благоухала. В парке было безлюдно, ветер гонял по аллеям пустые пакеты из супермаркетов.

Гений русской словесности в распахнутом пиджаке пребывал в тоскливом одиночестве, грустно смотрел в светлую даль поверх пенсне. Памятник окружали декоративные кусты. Длинная лавочка пустовала.

За пределами сквера зарождался новый рабочий день. По проспекту Энергетиков шныряли и гудели машины. А здесь было тихо, как на заброшенном деревенском кладбище.

К месту встречи мужчины подошли почти одновременно. Первым из-за памятника выбрался невысокий полноватый субъект с прической под бобрик. Он был одет в гражданское, настороженно косил по сторонам. Потом от центральных ворот размашисто прошагал майор Головко, нахмуренный, сосредоточенный, с толстой кожаной папкой в руках.

Мужчины без особых симпатий пожали друг другу руки. Взаимные чувства их нелегкой службе и не требовались.

— Чего косишь как заяц, Аркаша? — с натянутой ухмылкой осведомился Головко. — Записался в клуб анонимных параноиков? Держись увереннее, ты же не шпиц на прогулке, а самый главный гаишник большого города.

— Да пошел ты!.. — проворчал Скворцов, опускаясь на длинную лавочку. — Говори, что надо, Владимир Алексеевич. Мне работать пора.

— Ты не в курсе? — Головко пристроился рядом, вытряс из пачки французскую народную сигарету «Житан», сунул в рот.

— В курсе чего? — проворчал Скворцов.

— Злоключений местной знати, — проговорил Головко. — Раз спрашиваешь, значит, не в курсе. Тогда слушай и не удивляйся, что тебе не сообщили.

По мере повествования лицо майора Скворцова менялось. Сначала оно было хмурым и постным, а к завершению повествования в его глазах зажегся алчный блеск.