Леонид Влодавец - Фартовые ребята

Лишь после этого позвонил Кузя. Разговор с ним, как и ожидала Булочка, был по сути совершенно идентичен беседе, которая состоялась с Веней. Вся разница состояла лишь в том, что заваруха на Партизанской объяснялась — столь же бездоказательно! — беспредельными действиями окончательно скурвившегося Вени. Соответственно все рекомендации в отношении руководства АОЗТ «Прибой» были диаметрально противоположны. Существенным отличием было только то, что Кузя был парнем более увлекающимся и попытался вешать Светке лапшу на уши, обещая златые горы и реки, полные вина, если она отделается от Вени и утвердит Кузю на посту президента. Кузя, естественно, был послан по тому же адресу, что и его компаньон.

Несколько позабавил Светку звонок Коли Бегемота. В свое время покойный Хрестный вполне справедливо замечал, что до того все доходит как до жирафа. Булочка вынуждена была выслушать клятвенные заверения в том, что ни он лично, то есть Бегемот, и никто из его конторы к теракту против Крюка не имеет отношения.

— А если кто скажет, что я его замочить обещал из-за той палатки, то это все фигня! — в паническом тоне вопил Бегемот. — Не обещал я ни хрена!

Светка некогда была примерной школьницей и даже помнила сцену из «Ревизора», где Городничий в испуге орет: «…А что до унтер-офицерской вдовы, которую я будто бы высек, так это ложь! Это она сама себя высекла!» Может, и немного не так, как в оригинале, но суть ясная. Что же касается того, что она сказала Бегемоту, то это были почти нежные слова: «Лечиться надо!»

После этой сумасшедшей серии звонков Булочке стало ясно, что надо срочно мчаться в Москву и разговаривать с Бариновым уже без всяких телефонных обиняков. Потому что общая ситуация в губернии, судя по звонкам, выглядела не только напряженно, но даже просто стремно.

Шкворень с пятью сопровождавшими лицами вернулся в город только к полуночи. Голодный, злой и морально неудовлетворенный.

Таким он приехал вовсе не от того, что обманулся в лучших чувствах, а Механик-паскуда своим гадским поведением наплевал ему в душу. Благородные бандюги иногда встречаются (правда, чаще всего, в сказках), но Шкворень к их числу, в общем и целом, не относился.

Нет, он всего ожидал от этого Еремы — прежде всего торга за жизнь Коня. То есть требования загранпаспорта, документов на вывоз груза, на «ГАЗель» и мешки с мукой, наконец, большой суммы в баксах «за моральный ущерб» или еще чего-нибудь. Пожалуй, если б Ерема не затребовал слишком много баксов сверх плана, он отдал бы все это, получил бы Коня живым, а уж потом прикинул, как в спокойной обстановке отправить Ерему на тот свет. Механик был прав на все сто: после исполнения заказа ему светило лишь быстрое и безболезненное исчезновение. Ну, и Юльке, конечно. Так сказать, чтоб скучно не было.

Конь довольно точно описал Шкворню, как доехать до того места, где они встречались с Механиком. До просеки они кое-как добрались по проселку, но дальнейший путь на машинах оказался невозможен. Хотя Шкворень имел на руках довольно точную карту-полукилометровку и безо всякого Коня вычислил, что Ерема скорее всего базируется в заброшенной деревушке, к которой и вела просека. Всего-то полтора километра дороги. Но проехать по просеке днем, когда солнце вовсю припекало, а снег, обращаясь в воду, пропитывал почву, превращая ее в непролазный кисель из грязи, не сумел даже мощный «Мицубиси-Паджеро», на котором Шкворень помчался спасать своего другана-Конягу. Пришлось оставить при нем двух парней, а самим топать пешком. Оказалось, что эти полтора километра, то есть расстояние, которое человек по хорошей дороге не напрягаясь проходит минут за двадцать, в таких условиях придется преодолевать целый час. То есть увязать в грязище где по щиколотку, где почти по колено, проваливаться в колдобины, залитые водой, и набирать воду в сапоги. Тут нужны были болотные с голенищами по пояс, а они взяли обычные резиновые. В общем, поматерились немало.

Долгое время они шли, не очень обращая внимание на дым, клубившийся где-то за лесом. Сперва просто предположили, будто Ерема печку топит. Но только тогда, когда поднялись по просеке к опушке и увидели на пологом бугре деревеньку, сразу все поняли.

Когда добрались непосредственно до пожара, делать там было уже нечего. От избы к этому моменту оставалась куча черных и корявых головешек, постепенно доедаемых огнем, тлеющие угли да черная от копоти печка. Из-под груды углей, сквозь колеблющиеся волны горячего воздуха, тянувшегося к небу, был отчетливо виден сизо-черный череп. Шкворню не надо было проводить генетический анализ, чтобы догадаться, кто это. Рядом с избой на ободах стоял почерневший остов «копейки». Хоть ее номера и были закопчены пламенем, и краска с них, в основном, облетела, выпуклые цифры прочесть было вполне возможно. А раз так, то можно было не тешить себя иллюзиями, будто Коню удалось разделаться с бывшим другом и подпалить избу, чтоб замести следы. Нет, Конь бы ни за что не сжег свою «копейку».