Леонид Влодавец - Фартовые ребята

Понапрягав мозги, Никита припомнил, что среди лагерных фотографий Белкин упоминал одну, где был изображен некий эсэсовский туз, которого Ханнелора назвала «mein Protektor», то есть, видимо, тот, кто делал ей протекцию. Почти сразу же вспомнилась и фамилия — штандартенфюрер Штейнгель. Не иначе как какая-то родня по линии сбитого в Испании Хайнца Штейнгеля — незабвенного муженька Ханнелоры.

Тут Никита мимоходом озадачился. Он припомнил, что в повести, написанной 67-летним отставным генералом, были от и до воспроизведены немецкие подписи под фотографиями. Неужели Белкин, который вряд ли хорошо владел немецким языком в 1943 году, так четко запомнил то, что увидел? Ну, такие слова, как «bunker» или «rauchen verboten» запомнить нетрудно, благо, будучи на оккупированной территории, он их мог много раз видеть. Но у него в повести были приведено довольно много подписей к фотографиям. И не только к тем, что были в альбомах Ханнелоры. Никита вспомнил, что в повести была воспроизведена и подпись к фотографии, которую Юрка Белкин вроде бы сам не видел. Ее взяли Клава и Дуська у сбитого немецкого летчика Эриха Эрлиха. Конечно, генерал Белкин писал все-таки не мемуары, а повесть, и потому мог придумать все эти подписи, которые не сохранила память. Ну а все же, не мог ли он еще раз, много лет спустя, посмотреть эти немкины альбомы? Стоп, но ведь в повести было написано, что альбомы оставались на объекте «Лора», как и папки, только они лежали не в сейфе, а на полках книжного шкафа, за которым находился сейф. То есть по идее то, что от них уцелело, должно было оставаться в спецпомещении. Вряд ли, конечно, они сохранились так же хорошо, как папки, лежавшие в герметичной упаковке, но и совсем в прах тоже не должны были обратиться… А раз так, то их могла видеть Светка. Сам Никита тогда, два месяца назад, в спецпомещение заглянуть не удосужился. Потому что был убежден, что все бумаги истлели и ничего интересного не осталось.

Поэтому Никита решил, как только Булочка проснется, поинтересоваться у нее, не видела ли она в спецпомещении Ханнелориных альбомов или хоть чего-то, похожего на них.

Однако, поскольку Светка продолжала спать, Ветров в своих размышлениях вернулся назад, к осмыслению необычайно быстрой карьеры Ханнелоры, которой, как уже стало понятно, она была обязана протекции мужнина родственника, штандартенфюрера Штейнгеля.

Прежде всего Никита прикинул, с чего это герр Штейнгель решил порадеть молодой вдовушке? Был бы он лично ее брат или дядюшка — понятно. Но проталкивать наверх бездетную и очень молодую вдову брата или племянника, которая, кстати, не больно блюла верность покойному супругу, можно лишь по двум причинам. Первая, и, как представлялось Никите, самая простая причина состояла в том, что штандартенфюрер был любовником Ханнелоры, а та прагматично использовала это обстоятельство в целях продвижения по службе. Вторая причина могла быть более сложной. Например, если сама Ханнелора представляла собой нечто, способное как-то положительно повлиять на служебное положение штандартенфюрера.

Однако к обеим версиям было больше чем достаточно вопросов.

Если принять, что Ханнелора после смерти мужа стала любовницей его родственника-эсэсовца, который взялся обеспечить ей служебную карьеру, то первый этап — обучение в школе СС — в это дело более-менее вписывался. Третий — работа в РСХА — тоже. Но не очень вписывались второй этап — служба в концлагере и четвертый — таинственное задание на Восточном фронте, к тому же в опасной близости от партизан. Такие протекции любовницам устраивают лишь в том случае, когда собираются от них отделаться. Можно, конечно, допустить, что после окончания учебы юной эсэсовке требовалось пройти какую-то стажировку, чтоб воспитать в себе «беспощадность к врагам рейха» или там «характер нордический, твердый». Можно даже поверить в то, что благодетель имел возможность два раза подряд вписать Ханнелору в списки на повышение в чине за период этой годичной стажировки. Но после того, как милая Лора сдала этот, допустим, обязательный «эсэсовский минимум» и герр Штейнгель перевел ее в центральный аппарат, чего еще желать? Наверняка можно было посадить ее в какой-нибудь из многочисленных отделов главка и дать ей тихую и спокойную канцелярскую работенку, где нет риска ни получить пулю от партизан, ни заразиться сыпняком или туберкулезом от зеков. Конечно, могло быть и так, что герр Штейнгель спалился, чем-то прогневив какого-нибудь Кальтенбруннера, Мюллера, Шелленберга или другого персонажа из «Семнадцати мгновений весны». Соответственно, его могли послать на Остфронт, а заодно вытурить туда же и его протежешку. Вполне реальным Никите виделся и такой момент, как сигнал законной супруги Штейнгеля в партком НСДАП насчет явной аморалки благоверного со вдовой своего покойного родственника. Опять же баронесса происходила из бывших русских немцев, так что ей могли и по расовой части пришить чего-нибудь.