Леонид Влодавец - Фартовые ребята

Да и не выглядел господин профессор человеком, способным на какие-то мелочевки и пустышки размениваться, заниматься мелким мошенничеством. Такие люди если уж воруют, то миллиарды, да так, что потом ни с какой стороны не подкопаешься.

Безусловно, главным подозрительным обстоятельством было то, что по виду очень солидный ученый общается с бандиткой Булочкой. Насчет того, что Сергей Сергеевич совсем не в курсе того, с кем имеет дело, и убежден, что имеет дело с безукоризненно-честной предпринимательницей, которая весь капитал сколотила исключительно на сдобе и марципанах, Никита иллюзий не питал. Уж слишком четко прозвучало у господина Баринова некое почти шантажирующее начало. Сначала в вопросе соблюдения режима конфиденциальности. «Подписка о неразглашении», то, се… Но главное, он сказал: «…Мы вынуждены подбирать на этот экспериментальный цикл обучения молодых людей с темными пятнами в жизни. То, что у вас они есть, мне известно. Используем мы эти знания только тогда, когда вы нарушите наше джентльменское соглашение ». А какие у Никиты темные пятна в биографии, окромя тех, что каким-то образом связаны с Булочкой? Разве что дневник капитана Евстратова, по глупости похищенный из архива…

Дальше прозвучала фраза, которая, как теперь представлялось Никите, содержала не слишком завуалированную угрозу репрессивных мер в том случае, если Никита откажется принять предложение Сергея Сергеевича: «Учитесь, как учились, а потом самостоятельно ищите работу. То, что мы о вас знаем, в данном случае применено не будет, но ведь милиция и сама может многое раскопать…»

Хотя господин Баринов вроде бы и не угрожал ничем, однако создавалось впечатление, что в случае Никитиного отказа пойти учиться в ЦТМО милиция, которая за полгода ничего не раскопала, неожиданно докопается до противозаконных действий студента Ветрова. А это, вкупе с предыдущим, как бы намекало ненавязчиво, что у Сергея Сергеевича есть какие-то теплые связи с правоохранительными органами. Это впечатление еще более усиливалось в связи с тем, что профессор Баринов каким-то образом получил допуск с эсэсовскому досье Ханнелоры фон Гуммельсбах и расшифровал содержимое ее папок. Да еще и заметил по ходу разговора, что это самое содержимое ему оказалось очень полезно в научной работе. Никите во время беседы показалось странным лишь то, что материалы исследований как минимум 55-летней давности могли оказаться полезными для современной науки. Однако теперь ему показалось куда более занятным, что эти самые материалы, которые носили сверхсекретный характер во времена третьего рейха и явно предназначались не для каких-то благотворительных целей, раз этим делом занималась гауптштурмфюрер СС, прошедшая, если верить Юрию Петровичу Белкину, школу концлагеря.

Воспоминание о том, что Ханнелора фон Гуммельсбах, по мужу Штейнгель, работала в каком-то концлагере, несколько изменило направление Никитиных мыслей. Он перестал на какое-то время терзаться сомнениями насчет предложения профессора Баринова и стал размышлять насчет того, что ж такого интересного могло содержаться в этих самых эсэсовских папках.

Действительно, судя по описанию фотографий из ее альбома, которое достаточно подробно дал Белкин в своей повести, Ханнелора в этом самом КЛ «Гросс-Грюндорф» занималась какой-то рутинной палаческой работой: порола, расстреливала, вешала. Но при этом, как явствовало из этих же альбомов, была уже в офицерских чинах. Проработала она там всего год после окончания какой-то эсэсовской школы, в 1939–1940 годах. И за это время успела подняться аж на две ступени, с унтер — до оберштурмфюрера. Это за какие ж заслуги? Вешала, что ли особо качественно?! Трудно поверить, фрицы все аккуратные, уж если повесят, так повесят, тут, пожалуй, выделиться трудно. Потом Ханнелора два года работала в Берлине аж в самом RSHA (Reichs Sicherheit Haupts Amt), то бишь в Главном управлении имперской безопасности. Никита, конечно, ни в каких госбезопасностях не состоял, но в бюрократии, как всякий постсоветский юноша, кое-что понимал, а потому догадывался, что бывшая российская баронесса сделала какой-то невероятный скачок в служебной карьере. Представить себе, что простую прапорщицу или даже старшего лейтенанта из охраны женской ИТК после года службы переводят в центральный аппарат МВД (или Минюста, как теперь), было очень трудно. Такое могло быть только в одном случае — если у такой дамы в Москве был какой-то крутой-прекрутой блат. Этим же, конечно, можно было объяснить и то, что Ханнелора неимоверно быстро повышалась в чинах.