Валерий Ковалев - Агент Абвера

Демьянов был представлен князю и Садовским как человек монархических взглядов и дворянин, а еще почитатель таланта Бориса Александровича.

На первой же встрече молодой человек весьма понравился Надежде Ивановне, весьма импозантной даме, галантно поцеловав ей руку и выдав несколько комплиментов.

– О мон шер*, – жеманно сказала она с прононсом, – в вас чувствуется благородное воспитание.

– Немного есть, – улыбнулся Александр. – Я из старинного рода атамана Головатого*, отец был царским казачьим офицером, а мать выпускница Бестужевских курсов.

– Они живы?

– Увы. Отец умер от ран, полученных на германском фронте в пятнадцатом, мама проживает в Ленинграде.

– Чем занимаетесь молодой человек? – близоруко щурясь, поинтересовался Глебов.

– Работаю инженером-электриком на «Мосфильме».

– Любите кинематограф?

– Весьма, но больше поэзию серебряного века, например это. И с пафосом прочитал

Но призрак жив и будет жить всегда.

О Николай, порфиры ты достоин,

Непобедимый, непреклонный воин,

Страж-исполин державного гнезда.

В деснице меч, над головой звезда,

А строгий лик божественно-спокоен.

Кем хаос европейский перестроен?

Сжимает пасть дракону чья узда?

Как в этом царстве благостного мира

Окрепли кисть, резец, перо и лира,

Как ждал Царьград славянского царя!

Но черная опять проснулась сила

И, торжествуя смерть богатыря,

Чудовище кровавое завыло.

с горечью завершил последние строки.

– Браво, браво, – захлопала в ладони Надежда Ивановна, а все это время молчавший Садовской умилился, – да это же мой «Николай Первый»! А что еще знаете?

– Из ваших стихов практически все, они достойны восхищения.

– Спасибо, весьма тронут, – порозовел бледными щеками литератор.

Потом все вместе пили чай с крыжовенным вареньем и долго беседовали о прежних добрых временах и тревожном настоящем. А еще нелестно отзывались о советской власти, уповая на грядущие перемены.

С того дня Александр начал часто бывать в компании былых аристократов, став своим человеком. В один из вечеров, когда играли за столом в вист* князь, в очередной раз, сдавая карты, поинтересовался, как Александр относится к большевикам.

– Большевики, Юрий Петрович, лишили меня будущего. Как я по-вашему должен к ним относиться?

– А к немцам? – поднял на него выцветшие глаза литератор.

– Нормально. Они цивилизованная нация и несут России освобождение.

– Мы тоже так считаем, – рассматривая в руках взятку, – сказала бывшая фрейлина, а князь тяжело вздохнул, – жаль не можем им помочь.

На следующее утро, встретившись с Судоплатовым на явочной квартире, Гейне рассказал о состоявшемся разговоре и тот усмехнулся, – этого следовало ожидать. Так что переходим к завершению внедрения.

Миновав длинный ряд глухих дверей в мрачном сводчатом коридоре, по которому изредка шмыгали похожие на ворон монахини, Александр остановился у предпоследней и постучал в нее костяшками пальцев.

– Да, – неясно послышалось изнутри, открыл и вошел в просторную келью.

Садовской, в свете семилинейной* лампы что-то писал сидя в инвалидной коляске, а его жена, расположившись напротив, неспешно раскладывала пасьянс*.

При виде Александра в красноармейской форме оба открыли рты.

– К-как прикажете вас понимать? – сглотнул слюну литератор, а Надежда Ивановна побледнела.

– Да не пугайтесь вы так – успокоил чету гость. – Меня призвали в армию, отправляют на фронт, зашел с вами попрощаться.

– Ах вот оно что, – первой опомнилась дама, и на ее лицо вернулись краски жизни. – Милости просим, Саша, раздевайтесь.

Демьянов, расстегнув портупею, повесил шлем с шинелью на крючок, а потом с саквояжем в руке прошел к столу, куда поочередно выложил качалку колбасы, пару банок сардин в масле, батон хлеба и в завершение поставил засургученную бутылку водки. – Купил по случаю у знакомого директора гастронома.

– И кто вы по званию? – покосился Борис Александрович на его алые петлицы.

– Младший лейтенант связи, буду воевать в пехоте. А почему не видно Юрия Петровича? (оглянулся по сторонам).

– Одну минуту, – покатился Садовской к тихо потрескивающей дровами голландке, взял прислоненную рядом кочергу и несколько раз стукнул в боковую стену.

Вскоре за дверью зашаркали шаги, она, чуть скрипнув, отворилась, в проеме появился князь в толстовке и обрезанных валенках на ногах. В отличие от Садовских виду гостя не удивился и, пожав тому руку, изрек, – значит, все-таки призвали?