Леонид Влодавец - Фартовые деньги

— Боюсь, не захочет Клобук Ларю показываться.

— Это его дело. Мы посредники, наше дело сводить людей. Не хотят — как хотят…

— Слышь, геноссе, а этого маленького, который с Ларем заседал, ты его знаешь?

— Фиг его разберет. Раньше не видел.

— Понимаешь, весной нам один такой же вот, мелкий, большое огорчение сделал. Слышал про Механика?

— Механик? — поморщил лоб Борман. — Тот, что Булку два раза кинул с каким-то кладом? Потом Крюка на воздух поднял, Коня в избе сжег, Шкворня пошмалял, Медведя зарезал? Думаешь, это он?

— Понимаешь, — произнес Ухан неуверенно, — в нашей конторе его только один мужик видел — Швандя. К тому же в темноте, да еще и получив по балде кастетом. До сих пор трясется.

— А может, просто шарики вам с Басмачом вкручивает? Знаю я вашего Швандю. Чтоб ему такой штыбзик мог кастетом по балде заехать, нужно лестницу сперва приставить. А уж Медведя ножиком зарезать — это и не каждому бугаю удастся.

— То-то и оно, — кивнул Ухан. — Однако этот Механик такой хитрожопый, что ему все нипочем. Ниндзя, на хрен, какой-то.

— Зациклились вы на этих ниндзя! — хмыкнул Борман. — Может, скажешь, он умеет невидимкой становиться и в лягушку превращаться?

— Просто ваша контора с ним еще дела не имела, — мрачно сказал Ухан. — А я помню, как мы Васю Хряпа и еще трех братанов из канализационного люка поднимали и что от них оставалось… И у Медведюги, царствие небесное, голова только на позвоночнике держалась…

В кармане у Бормана запищал сотовый.

— Обожди, — сказал он Ухану. — Звонок важный!

Борман достал телефон:

— Слушаю! Это ты, Купон?! Ну… Какой облом, говори толком, не пудри мозги! Так… Ладно, еду!

— В чем дело? — настороженно спросил Ухан.

— Хрен его знает… — потер вспотевшую плешь Борман. — Шура куда-то слинял. Не в ту степь поехал…

— Везет нам сегодня! — поежился Ухан.

Шура Казан, конечно, ни в какую степь не поехал, тем более что от здешних мест до степей и даже лесостепей было еще далековато. Но от маршрута, который прикидывал Борман, действительно отклонился. Хотя, строго говоря, по прикидкам «партайгеноссе», его пахан попросту не мог этого сделать.

Действительно, согласно имевшейся у Бормана карте, Шура мог проехать от разбитых дотов только до проселка, а дальше этот самый проселок должен был вывести его к выезду на шоссе, неподалеку от площадки отдыха водителей на московской трассе. Там, на этой площадке, еще с вечера припарковали грузовик, в котором находились наблюдатели. Они должны были засечь момент выезда Шуриной «шестерки» на трассу, а затем не спеша прихвоститься и вести его дальше в направлении столицы. Кое-кто очень хотел знать, где именно будет находиться Шура в течение последующих суток. Борман понимал, что условия, поставленные этим «кем-то», лично для него могут обернуться либо большим успехом, либо не менее крупными неприятностями. Кроме того, неприятности могли последовать и со стороны самого Шуры, если он как-нибудь случайно догадался о сотрудничестве своего «партайгеноссе» с этим самым «кем-то». То, что Шура не появился на повороте ни вечером, ни утром, наводило на неприятные предчувствия.

Борман, конечно, знал о том, что Шура может по пути заехать к Бате. «Партайгеноссе» там и сам не раз бывал, сопровождая Казана. Догадывался и о том, что Шура там может заночевать. Теперь он молил Бога только о том, чтоб Казан не доехал до поворота лишь по причине дедовского радушия, загула и так далее. Если же Шура изменил маршрут, в чем-либо заподозрив Бормана или просто из перестраховки, то вероятность дождаться неприятностей могла оказаться очень большой.

На самом деле Казан не доехал до поворота вовсе не потому, что с утра похмелился и продолжил беседу с Иваном Егорычем. И даже не потому, что заподозрил Бормана в измене. Правда, проснулись они с Нинкой довольно поздно, но собрались быстро и к тому времени, когда Ухан с Борманом прибыли в Знаменск, уже минут десять как ехали по проселку.

Рулила, естественно, Нинка. Она, конечно, чуточку дулась, поскольку Шура ее не только ночью, но и утром не побеспокоил, но старалась, чтоб Казан этого не замечал. Шура действительно не замечал Нинкиного недовольства, но вовсе не потому, что Нинка так умело скрывала свою неудовлетворенность. Просто у него голова была занята немного другими мыслями. В этой самой голове как-то не ко времени поселилась мыслишка: а не отыскать ли тот лесной хутор, где отец Егорыча помогал атаману Орлу прятать сундуки с награбленным золотишком?