Леонид Влодавец - Фартовые деньги

Шпиндель тоже боялся братков, но гораздо больше — ментов. Он ведь помнил то, что Нинка сказала про бабку, которая убилась по его вине, когда он убегал с места ограбления. Колька был на сто процентов убежден, что его за это убийство посадят лет на пятнадцать, а то и больше. И ужас как боялся тюрьмы, поскольку бывалый Угорь им столько порассказывал про зону, что Шпиндель понял: ему, с его хилыми мышцами и малым ростом, там ничего не светит. «Машкой» сделают в лучшем случае. А в худшем — вообще придавят и не заметят. Конечно, мама и папа у него были намного лучше, чем у Епихи — тот по своим родителям-алкашам вовсе не скучал! — и Шпиндель даже очень жалел своих, понимая, что они сейчас переживают, волнуются, плачут, может быть. Если бы можно было, Шпиндель с удовольствием вернулся бы домой. Но все же страх перед братками и тюрьмой был куда сильнее.

Поэтому оба пацана считали, что, чем дольше они просидят здесь, на лесном хуторе, тем лучше. И на то, что хозяева их не выгоняют, были вовсе не в претензии. Потому что тогда перед ними встал бы очень серьезный вопрос: куда податься? В родной город, даже если не идти домой, а вписаться в какой-нибудь бомжатник, возвращаться боязно. Там можно нарваться на Угря или на эту Нинку, да и менты могут запросто отловить, опознать и посадить. Уехать куда-нибудь без денег и документов — очень сложно. Да и что делать в других городах, где никого не знаешь? Там ведь своя шпана есть, которой еще приглянуться надо. Епиха еще сможет, ежели что, помахать кулаками и добиться уважения, а Шпинделю в чужой компании маячит только жалкая участь зачморенного в крайней степени. И поэтому они молили Бога о том, чтоб дед Олег их отсюда не погнал. Хотя, конечно, понимали, что рано или поздно старикан все-таки скажет им эту нежеланную для них фразу: «Пора и честь знать…»

Чтоб как-то оттянуть этот момент, который им казался неизбежным, ребята, едва отдышавшись после болезни, решили, что сами напросятся к деду в помощники по хозяйству. Готовы были что угодно делать: хоть картошку окучивать, хоть огород полоть, хоть дрова пилить, хоть навоз выгребать.

Дед Олег, когда Епиха предложил свои услуги, только усмехнулся — у ребят первый день была нормальная температура, а дожди еще шли.

— Нет, — сказал он, — покамест вы слабоваты, мальцы. Опять простудитесь еще, городские малохольные. Отъедайтесь покуда, а там поглядим.

— Да неудобно, — произнес Епиха, — даром хлеб едим…

— Ну, если неудобно, так помогите вон Райке с Юлькой. Картошку почистите, посуду помойте…

Дома и Епиха, и Шпиндель такие работы принципиально игнорировали. А тут взялись с таким усердием, что тетка Рая аж порадовалась:

— Старательные какие! Небось мамаши на вас не нахвалятся!

Епиха со Шпинделем из скромности промолчали, не стали разубеждать тетку в ее заблуждении. Ходили за водой, чистили лук и картошку, терли морковку, мыли посуду, толкли варево для поросят — словом, вкалывали. Так они два дня потрудились в бабьем обществе. Юлька, правда, на них изредка покрикивала: мол, больно толстую стружку с картошки снимают или жир на помытой посуде оставляют, но Райка проявляла явное снисхождение к их огрехам и недоработкам. При этом пацаны заметили, что тете Рае доставляет большое удовольствие называть их «сынками» или даже «сыночками». Рассудительный Епиха решил, что, как видно, ей очень хотелось иметь сыновей.

На третий день после выздоровления установилась хорошая погода, и дед Олег нашел ребятам работу на свежем воздухе. Сам Олег Федорович распиливал мотопилой березовые стволы, а Епиха со Шпинделем кололи полученные чурбаки на поленья. Физкультура получилась очень неплохая. И аппетит разыгрался, которого в первые дни после болезни не было. Лопали так, что за ушами трещало. После обеда поленницу выкладывали, тоже от души поработали. Так что и за ужином ели в охотку. Заснули как убитые, а утром во главе с дедом отправились ремонтировать крышу бывшей конюшни, превращенной в гараж.

К этому времени Епиха и Шпиндель уже неплохо осмотрелись на новом местожительстве.

Хутор, куда привез их Олег Федорович, располагался на просторной поляне, общей площадью не менее двух гектаров. Со всех четырех сторон она была окаймлена густым лесом. К северу и востоку от поляны находился овраг, по дну которого текла маленькая речка, впадавшая в заросшую камышом протоку — старицу Снороти. Там, на речке, у деда Олега находились причал, к которому была пришвартована «казанка», и крепкий бревенчатый, совсем недавно срубленный сарайчик, где старик хранил мотор, весла, рыболовные сети и прочие причиндалы. Туда же, в сарай, Олег Федорович намеревался прятать на зиму и саму лодку.