Леонид Влодавец - Фартовые деньги

Для начала всех поставили лицом к стенам и к печке. Борман, с которым было семь человек, считая Швандю, по идее, подлежавшего ликвидации, хотя и не знавшего пока об этом, призадумался.

— Ну и скот же ты! — прошипел Казан, глядя в стену, но обращаясь к Борману. — Тварь продажная! Ох, смотри, узнают братки — в очке утопят!

— Ни хрена они не узнают, — самоуверенно произнес «партайгеноссе». — Дай ему прикладом, Барсик!

Это было своего рода демонстрацией. Барсик был одним из бывших охранников Шуры. Теперь он крепко впаял своему боссу промеж лопаток кованым затыльником. Шура охнул и шатнулся к стене. Остальные притихли — если уж эти жлобы своего бывшего пахана так бьют, то и остальным ничего хорошего не дождаться.

— Механика здесь нет, — очень кстати доложил Швандя.

Борман об этом и так догадывался. Кроме Шпинделя, ни одного маломерка с ростом, соответствующим Еремину, среди пленников не было. Это можно было увидеть, даже несмотря на малую освещенность от керосиновой лампы. Кстати, эта же освещенность создавала для «партайгеноссе» серьезную проблему. Не дай Бог, кто-то из пленников рискнет и сшибет с лампы стекло, а потом задует фитиль. В тесноте и темноте тут, в тесной комнате, каша получится. И стрелять опасно: отрикошетит от печки в лобешник — мало не покажется. К тому же, три мужика, охранники Ларева, были очень даже крутые. Если в первый момент растерялись и дали себя разоружить, то, придя в себя, могут хорошую драку устроить. Да и Ларев сам по себе — мужик матерый, несмотря на свой полтинничный возраст. Вполне способен глубокий нокаут обеспечить. Тот из пацанят, что повыше, в принципе крепенький. Подставишься такому сдуру — можешь крепко пожалеть. Шура Казан, конечно, инвалид, но за компанию может своим гипсом кого-нибудь отоварить. Маленький пацаненок еле на ногах держится, но ежели Швандя не врет, именно он на неудачливого «Шерлока» наручники надел. Фиг его знает, может, он насчет своего хилого самочувствия просто придуривается? В общем, ни одного из семи граждан мужского пола списывать нельзя. Восьмой, лежащий в сенях, вроде уже безопасен. Но есть девятый — Механик, от которого ничего хорошего не дождешься, если он подкрадется незаметно. Четыре бабы тоже способны хлопот наделать. Нинка, например. Правда, на стреме во дворе стоит Купон, но этого мало. А посылать кого-то еще и оставаться в избе вшестером караулить такую толпу — стремно. Тем более, что надо не просто караулить, а искать Механика. Он нужен живым, чтоб указать, где рыжевье лежит.

Покосить, что ли, всех? Слишком просто. Механик поймет, что тут нечего ловить, и уйдет. А золотишко ищи-свищи, тут лес огромный, до конца следующего века не перекопаешь… Нет, надо, чтоб он знал: основная масса народу еще жива. В том числе бабы, с которыми он живет.

Тем более что Швандя подсказал шепотом:

— Вон та девка, молодая, — любовница Меха. Она тоже знает, где рыжевье спрятано. Надо всех в подпол загнать, туда, где я сидел, а ее оставить и потолковать.

Борман подумал: мудер Швандя, жалко будет валить такого! Хотя вопрос о его жизни пересмотру, конечно, не подлежал.

Вслух «партайгеноссе» сказал:

— Открывай люк, Швандя. Говорят, тебя хозяева там на постое держали? Пусть сами там посидят…

Когда Швандя открыл подпол, бойцы Бормана навели автоматы на пленников, а сам Борман рявкнул:

— Живее вниз! По одному, в порядке очереди! Ларь первый, за ним Шура, дальше Нинка…

Постепенно всех, кроме Юльки, загнали в подвал и, закрыв крышку, надвинули на нее тяжелый комод. В комнате стало свободно.

— Так, — сказал Борман. — Бобышка, Барсик! Обшмонать весь дом внутри. Чердак в первую очередь. Стволы, баксы, рыжевье — тащите сюда. И быстрее копошитесь, ясно? Времени не вагон. Минут через двадцать Ухан с братвой подойдет, а потом и Витя подъедет, все должно быть тип-топ! Карась, иди на двор, к Купону. Смотрите, чтоб Механик, сука, как-нибудь не пронырнул. В оба глядите! Особенно у дома и около «Ниссана».

— Может, шины поколоть? — предложил Карась.

— Пока не надо. Короче, иди карауль!

В кухне, в компании с Юлькой, остались, кроме Бормана и Шванди, еще двое. Одного, похожего на популярного телеведущего, прозвали Пельшем (что, впрочем, не мешало называть его и «Плешью», потому что у него на макушке, в отличие от красавца Валдиса, имелась лысина, примерно того же формата, что у премьера Кириенко). Второй получил кликуху Коп от фамилии Копилкин. Но поскольку «коп» по-американски — это то же, что «мент» по-русски, это не все понимали правильно. Так что Копом его обзывали лишь тогда, когда он чего-нибудь делал не так, а в нормальной обстановке и при хорошем отношении именовали Копчиком. Хотя, наверно, кое-кто предпочел бы быть Копом, чем Копчиком (известно ведь, на каком месте натуральный копчик находится!).