Леонид Влодавец - Фартовые деньги

Нинка в это самое время разглядела лицо Епихи. Как ни странно, но сразу она его не узнала, только лицо показалось знакомым. К тому же долго рассматривать его ей не пришлось. Механик решительно встал из-за стола и сказал:

— Пойду гляну, что там за стоны из подземелья…

— Сходи с ним, Гриша, — велел Ларев одному из охранников. — Может, там грубая сила понадобится. А я пока тут посижу, чтоб Александр Петрович не скучал…

— Я бы тоже помог, — сказал из вежливости Шура, но Ларев отрицательно мотнул головой.

— Не волнуйся. Ты человек раненый, тебе напрягаться нельзя, раны разбередишь. Думаю, там и без нас справятся… На чем я, бишь, остановился?

— По-моему, рассказывал о том, как твой дед тут обживался после гражданской войны… — припомнил Казан. Он уже почти не сомневался в том, что этот хутор и тот, о котором ему рассказывал Батя, — одно и то же место. Больше того, казалось, что сообщение Юльки и Епихи имеет самое прямое отношение к атаманскому кладу. Надо же, блин! Во странно будет, если это 80 лет пролежавшее в земле добро найдут именно сегодня, когда Шура, за сутки до того ничего не знавший, приехал в это забытое Богом место! И обидно вообще-то, потому что клад этот мимо него проедет. И одним глазком небось не дадут поглядеть… А выступать тут нельзя. Ларев, хоть и имеет какие-то резоны спасать Шуру от Бормана и тех, кто за ним стоит, делиться с ним халявой не подряжался. Дружба дружбой, а табачок — врозь. И все-таки Казану очень хотелось оказаться там, куда направились Механик, Юлька, Епиха и охранник Гриша.

По дороге к месту происшествия Механик успел забежать в мастерскую и прихватить моток крепкой капроновой веревки. Затем он догнал Епиху, Юльку и Гришу, которые уже собирались влезать на бугор.

— Не спеши! — рявкнул Олег. — Не лезьте кучей! Ежели под таким, как Шпиндель, провалилось, то под Гришкой и вовсе засыплется!

Все послушно остановились, а Механик быстренько обвязался веревкой по-альпинистски, как будто ему предстояло на Джомолунгму подниматься. Это вызвало некую усмешку на лице Гриши, который не преминул заметить:

— Олег Федорович, не много ли веревки взяли? Тут всего два метра высоты…..

— А сколько глубины, ты мерил?

— Да полагаю, не больше! — хмыкнул охранник.

— А вот я малость сомневаюсь… Держи свободный конец, страхуй покрепче. Дерну один раз — потравливай веревку, понял? Два раза подряд — поднимай. Показываю!

Гриша, конечно, внутренне похихикал, когда Механик показывал ему, как он будет дергать, когда надо травить веревку, а как — когда надо вытягивать. Он был убежден, что яма, находящаяся на верхушке бугра, никак не может быть глубже поверхности почвы…

Механик, взяв у Юльки фонарик, неторопливо поднялся на бугор, а затем осторожно приблизился к краю воронки, лег на живот и заглянул вниз. Увидел он, пожалуй, не больше, чем Юлька, потому что свет фонаря бил сбоку наискось и не позволял заглянуть в воронку отвесно. Однако понять Олег смог гораздо больше, чем его неверная любовница.

Он сразу припомнил, что всего минут двадцать назад говорил Ларев. Насчет того, что прежнюю конюшню сожгли во время гражданской войны. Этот бугор образовался вовсе не из навозной кучи, как первоначально предполагал Механик, а из обгорелых обломков той старой конюшни. Должно быть, Петр Петрович Ларев, расчищая место для постройки новой, отгреб их в сторону, а потом потихоньку расходовал на дрова. Со временем оставшиеся обломки заросли травой и лопухами, которые со временем, перегнивая, превращались в почву. Наверно, и навоз от восьми лошадей сюда стал выгребать, а заодно и песок, которым были засыпаны полы в денниках. Большую часть навоза он, конечно, на удобрение пускал, но часть оставалась. Так вот этот бугор и формировался, постепенно приобретая вид более-менее естественного образования.

— Эгей! — осторожно позвал Механик. — Николка!

Сделал он это не только потому, что собирался дождаться ответа от Шпинделя. По звуку можно было легко определить, насколько глубока эта яма. И то, что из-под земли гулко отозвалось эхо, разом подтвердило самые худшие предположения Еремина.

Некогда, во времена мезозойской эры — Механик запамятовал, сколько это десятков миллионов лет назад было, — Среднерусская возвышенность являлась дном морским, по которому всякие аммониты и трилобиты ползали. И на это самое дно многие годы откладывались известковые отложения. Потом всякие там геологические процессы подняли это бывшее дно где на 200, а где и на 500 метров над уровнем моря, на мел и известняк (оно одно и то же, только выглядит по-разному) наросли более поздние отложения, образовался почвенный слой, выросла травка, цветочки, деревья, кустики, и все стало очень красиво. Однако известняк со всякими вросшими в него трилобитами никуда не делся. Он так и остался там, под всеми этими лесными почвами, подзолами и суглинками, под песочками и глиноземами, запрятанный под поверхность где на двадцать метров, где побольше, а где и поменьше.