Александр Тамоников: Сумка со смертью

И началось – все как в жизни! События годичной давности вставали перед глазами, обрастая пугающей реальностью. Впрочем, элементы фантастики присутствовали: закат был необычно багряный, не бывает такого. Горы – высокие и страшные, тучи – как бараньи курдюки. Солнце садилось слева в ущелье – на западе небо было чистое. Над головой же теснились тучи, и эта картина – одновременно багровый закат и клубящаяся мгла над ущельем – создавала фантасмагорию, такое увидишь не каждый день. Вроде бы Россия, своя земля, Северный Кавказ, а ощущение, словно угодил на другую планету…

Группа майора Воронича рассредоточена в засаде на крутом южном склоне, поджидает вражеский караван. Внизу прямой участок от изгиба до изгиба ущелья. Тропа петляет между грудами камней. Кусты, страшноватые уродливые деревья, вцепившиеся корнями в каменистую почву. Голые участки чередуются мешаниной булыжников и горной флоры. У всех коммуникаторы в ушах, бойцов не видно, попрятались, слились с ландшафтом. На востоке, на дальнем склоне, – пост раннего обнаружения противника. Прапорщик Торгуев. Остальные здесь: слева – пулеметчик Белоусов, снайпер Рыбенко. Справа – сам Воронич, лейтенанты Васильев, Зимин. Внизу, недалеко от тропы, еще двое – прапорщик Кудрин и лейтенант Барков. У одного пулемет, у другого гранатомет РПГ-7. По ущелью дует сильный ветер, предвестник чего-то, еще минуту назад его не было. Гнутся деревья, с кустов сшибает листву. Опускаются черные коршуны, вьются кругами – а этим-то чего надо? Алексей знает, что сейчас произойдет – это не просто сон, а сон, основанный на реальных событиях, – но не может повлиять на события. Он – заложник сна, простой статист, видел его уже чертову уйму раз, но всякий раз молит бога, чтобы все пошло по-другому! Ведь в его власти менять ход событий, иначе какой он бог…

«Рыбенко, ногу задвинь, – ворчит он в микрофон. – Чего разлегся, как на лужайке перед Букингемским дворцом?» Ветер не унимается, с крутого северного склона катятся камни, выпадают на тропу, поднимая пыль. Камнепад небольшой, локальный, ограничен квадратными метрами. «Командир, я вижу их! – взволнованно сообщает Торгуев. – Идут с востока, выдвигаются из-за изгиба ущелья. Груз на арбах, мулы, лошади – дехкане, мать их… Их много, командир, больше, чем мы думали, в повозках пулеметы, гранатометы, вижу ПЗРК «Стрела»… Вижу четыре арбы, но это не все…»

«То, что их много, – это мы как-нибудь перекурим, – добродушно бурчит в переговорник прапорщик Кудрин. – Пять минут работы – и станет мало, делов-то…»

«Пошли мы раз на шухерное дело…» – поет, акцентируя блатные нотки, лейтенант Белоусов.

«За бакалейной лавкой выставили стрем…» – поддерживает его лейтенант Зимин.

«Я требую внимания и тишины, товарищи офицеры и прапорщики, – ворчит Воронич, – в противном случае буду наказывать. Эй, на стреме… тьфу!.. Торгуев, твоя задача блокировать отступление противника, если попытаются рвануть назад. Считай их – количество транспортных средств, штыков, вооружения. Пусть проходят мимо, не высовывайся».

Банда идет из Грузии, заправляет походом некий Махмуд, давший присягу на верность «Исламскому государству». Тип упертый, несговорчивый, яростный приверженец всемирного халифата. С Махмудом – отъявленные головорезы. Приказа брать живыми не было, эти ребята опасны даже в тюрьме. Банда должна быть полностью уничтожена…

Торгуев докладывает: в банде не меньше тридцати рыл, шесть повозок, груженных оружием. Боевики идут рядом с арбами, они осмотрительны и насторожены. Махмуд здесь, в районе второй повозки, говорит с кем-то по телефону…

Вот они возникают в поле зрения, выходят на сцену. Лошади, мулы тащат подводы. Боевики идут по обочинам – увешанные оружием, бородатые, страшные. Какая старая добрая классика… Движутся медленно, поскрипывают ржавые колеса. Закат ненормально ярок, бородатые рожи озарены багрянцем. «Огонь!» – командует Алексей. Шквал свинца устремляется на дно ущелья! Дважды ухает гранатомет, взрываются ведущая и замыкающая повозки. Узкую ленту долины окутывают клубы дыма. В дыму мечутся боевики, орут страшными голосами, пытаются отстреливаться. Спецназ не высовывается, методично расходует боезапас. Две телеги пытаются развернуться, но замертво валится лошадь, арба перевертывается, перегораживает проезд. Падают боевики, нашпигованные свинцом. Кто-то залегает, выискивает на склоне спецназовцев. Пули стучат по камням – совсем близко. Бойцам приходится менять позиции, перекатываться. Шквал огня спадает. Но тут вступает в работу пулеметчик Белоусов, сменивший магазин. Снова пыль столбом, вопли, стоны раненых. Несколько человек пытаются вырваться из западни, бегут, пригнувшись, но попадают под шквальный огонь и падают один за другим. Красное облако опускается на ущелье – плотное, насыщенное газовыми разрядами. Алые сполохи пляшут по склону ущелья, раскрашивают кумачом прилипшую к нему растительность и каменные террасы. Оставшиеся боевики укрываются за перевернутыми телегами, за трупами животных. Дергает копытами мускулистый жеребец, умирает мучительно, неохотно, обливает пространство кровавой пеной. Валяются мертвые и раненые боевики. Подрагивает в корчах обгоревшее тело. Из банды уцелели несколько человек, они ожесточенно отстреливаются. Кто-то умудряется выстрелить из гранатомета. От взрыва на склоне закладывает правое ухо. Справа сыплются камни – мелкие, крупные, вырванные с корнем кусты. Катится, болтая конечностями, словно кукла, набитая бисером, лейтенант Васильев. Бронежилет порван в клочья, в животе дыра. Он падает на дно ущелья, разбросав руки, сверху в него вонзается остроконечный булыжник… Алексей с трудом приходит в себя, изображение рябит, звуки рывками – словно пленку видеокассеты старательно пережевывают. В соседнем укрытии скалится лейтенант Зимин – вернее, голова лейтенанта Зимина, с которой срезана затылочная часть. Сам лейтенант лежит в стороне – граната попала практически в него, верхняя половина туловища обуглена, ноги подрагивают, словно им нужно куда-то бежать…