Виктор Снежко - Чувства замедленного действия

Хафиза прокрутила пленку вперед.

– «… Ну, попутно забегай на заставу…»

Голос Комбата был также легко узнаваем.

– «Не получится, мы не трассой, а проселком пойдем, так короче путь. Кроме этого, в Надтеречное заскочить надо. Петлять не хочется…»

«Так им стал известен маршрут уничтоженного потом бронетранспортера, – догадался Василий. – Значит, Хафиза не блефовала».

– Продолжать или достаточно? – спросила чеченка.

Косихин c трудом выдавил из себя единственное слово.

– Достаточно.

– Предупреждаю: не следует делать опрометчивых поступков, пытаться силой отобрать у меня кассету. Таких пленок две, вторая – у Акрама, и он слышит сейчас наш разговор. Веришь?

– Приходится.

– Думаю, для вынесения судом нужного приговора доказательств достаточно.

Противостоять Хафизе у Косихина больше не было сил. Он снова оказался в ловушке.

Василий принял из рук Хафизы мину и с опаской стал запихивать ее под куртку. Заметив, с какой осторожностью он прячет смертельную игрушку, Хафиза его успокоила:

– Тебе нечего бояться, мина радиоуправляемая, без нашего сигнала не сработает. Ей нужен объект поважнее милицейского старшины, а для тебя хватит и одного патрона. Но пока ты на нашей стороне, пули будут лететь мимо тебя. Запомни это, Василий, и не вздумай играть в кошки-мышки. У нас такие трюки не проходят.

Ровно в полночь Лошкарева и Косихина, отстоявших первую вахту на четвертом посту, сменили Столбовой и Никонов. В двух словах объяснив обстановку, Василий и Лошкарев двинулись в расположение своего взвода, где, по заведенной с первого дня традиции, их дожидались горячий чайник и разогретые на печке консервы.

Когда они проходили мимо вагона, в котором квартировал первый взвод Ратникова вместе с руководством отряда, от третьего поста в небо взвилась ракета. Ничего необычного в этом не было: для того и предназначены осветительные ракеты, чтобы пользоваться ими в темное время. Но последовавший вслед за ракетой плотный автоматно-пулеметный огонь, не походивший на профилактический обстрел «зеленки», заставил Косихина и Лошкарева упасть на землю.

Полдюжины стволов прошивали огнем лесопосадку, сбивая с веток молодые листья. Со второго поста стреляли красноярцы, с третьего – новосибирцы, такого раньше не было.

В вагоне послышался топот ног, из него стали выскакивать находившиеся на отдыхе бойцы первого взвода.

– Ратников, остаешься здесь! Проверь четвертый и пятый посты, при необходимости можешь усилить их своими бойцами, – приказал Некрытов. – Со мной Док, Громила и Портос! Фонарями не пользоваться. Вперед!

Косихин поймал за рукав замешкавшегося в вагоне Бачу.

– Что случилось? – спросил он.

– Белякова подстрелили, сволочи!

– Кто?!

– Конь в кожаном пальто! – Бача растворился в темноте.

Вскоре вагон опустел. Милиционеры рассредоточились по периметру заставы, готовясь к круговой обороне.

Последним из вагона выпрыгнул Гусельников. Держа в одной руке автомат, другой он на ходу выуживал из кармана связку ключей. Его место было не на посту, не в окопе, а в небольшом кирпичном здании, где хранился весь боезапас заставы. Несмотря на негероическую должность, тыловик подвергался опасности ничуть не меньше, чем рядовой стрелок: достаточно шальной пули, чтобы все его хозяйство вместе с ним взлетело на воздух.

Пока Косихин раздумывал, занять ему место у бойницы четвертого поста или дожидаться Ратникова на месте, Лошкарев куда-то исчез. В отливающем антрацитом небе время от времени распускались яркие бутоны осветительных ракет.

Стихло. Напуганные собаки попрятались по своим конурам и больше не нарушали тишину.

Василий решил, что ему будет лучше вернуться на четвертый пост, укрыться под надежным бетоном. Но тут в темноте замаячили несколько фигур, послышался негромкий разговор, состоящий из междометий и отборного русского мата. Все правильно, в такой ситуации не до реверансов.

– Свои, – облегченно выдохнул Косихин.

К вагону подошли Некрытов и Костин. Следом за ними Портос и Громила под руки вели Белякова. Рядом, отдавая распоряжения, суетился Док.

Белякова осторожно подняли в вагон. Громила, стащив со шконки чей-то спальник, расстелил его в радийном купе.

Зайцев занялся раненым. Куда только подевалась его сонная медлительность. Движения Дока обрели быстроту и уверенность – это был совершенно другой человек.