Виктор Снежко - Чувства замедленного действия

– Понимаешь, – рассказывал он Некрытову, – складывается такое впечатление, что произошла утечка информации. Боевикам, вероятно, стал известен маршрут Сергеева, и они поджидали БТР в удобном месте. По той дороге никто не ездит, кроме местных жителей. Ребята отстреливались, пока бронетранспортер не подожгли. Их расстреляли в упор, когда они попытались покинуть горящую машину. Труп механика-водителя Маркова не обнаружили, по-видимому, он был ранен и захвачен в плен.

– Да, полосочки… – сказал Некрытов, имея в виду черно-белую «зебру» жизни.

– Не любил Сергеев ездить на БТРах, считал их железными гробами. Будто заранее знал, где его смерть отыщет… Ладно, мне пора.

Хвостов поднялся и подал на прощание руку Некрытову.

Вечером, после отъезда в Моздок представителей ГУОШа, проводивших совместно с районной прокуратурой служебное расследование по факту ночного нападения на блокпост и признавших правомерность действий милиционеров, Некрытов пригласил к себе Ратникова.

– Ты мне ничего не хочешь сообщить? – спросил он у Сергея.

Ратников недоуменно пожал плечами.

– Да вроде нечего, Николай Николаевич.

– Седой, я двадцать четыре года оттарахтел в ментовке. Кого ты хочешь объе… горитъ? Мне что, не по глазам было, когда ты отправился проверять «Ниву» в бушлате, а вернулся без него? Больше двух часов тебя не было на заставе вместе с Громилой, и еще плюс ко всему – утренняя стрельба рядом со Станцией. Ты можешь объяснить это?

Ратникову пришлось рассказать Комбату о перипетиях прошедшей ночи. Сейчас, когда все осталось позади, признание ему ничем не грозило. Как говорится, дальше передовой не пошлют и ниже лейтенанта не разжалуют.

– … Такая вот встреча вышла у меня с бывшей женой… через пять лет. Хоть в телепередаче «Очевидное – невероятное» показывай, – закончил рассказ Сергей.

– Дела-а… – изумленно произнес Некрытов. – Сразу не сообразишь, правда это или выдумка.

– Понимай, Комбат, как быль. Я ничего не выдумал, – немигающе глядя в угол купе, сказал Ратников. – Я не мог поступить иначе. Она – мать моего сына и бог ей судья.

– Не знаю, кто теперь ей судья – Христос или Аллах, на мирском суде ответа ей не миновать. Спросится с нее не за то, что подстелилась под чеченца, это дело житейское, а за то, что своим врачеванием ставила обратно в строй бандитов. Сколько ребят отправились домой в цинках благодаря ей, кто скажет?

Сергей подавленно молчал. Как оправдаться перед командиром за свой поступок? Не чужая была ему Ксана, не чужая. Любовь? Кто знает…

Много преступлений пытаются оправдать святым чувством любви. Но вины за содеянный тяжких грех никакая любовь снять не в состоянии.

– По-человечески тебя можно понять, а как командир… Ты уж уволь меня от розовых соплей. Действия твоей супруги квалифицируются как пособничество. Кто еще, кроме Громилы, знает правду? – задал вопрос Некрытов.

– Комиссар. Ему я утром рассказал о Ксане. Он бывал у нас в гостях в Степногорске. Портос и Бача могут только догадываться.

– Потолкуй с ними, чтобы ни единое слово не ушло на сторону. Тебе не сдобровать, если о твоей супруге станет известно в ГУОШе. Был бы человек, а статья для него отыщется. Ясно?

– Куда ясней, – вздохнул Ратников.

Прошло четыре дня. Никто не хватал Косихина за ворот, не тащил на допрос в ГУОШ. Чеченцы не беспокоили и, казалось, забыли о его существовании. Постепенно Василий успокоился, из взгляда улетучилась затравленность. Старшина, как прежде, стал поглядывать на окружающих свысока, иногда позволяя себе короткие словесные перепалки с Беляковым. Временами в голову приходила мысль, что все ему приснилось и не было в действительности того черного вечера, Хафизы и Акрама, этих страшных людей.

Но сегодняшний день поставил крест на радужной эйфории и захлестнул новой волной страха, заставил поверить в явь происходящего.

После развода Косихин и Лошкарев отправились на третий пост. Проходя мимо киоска, Василий услышал, как его окликнула Хафиза. Голос ее, певучий и мягкий, прозвучал для него грозным окриком.

– Ты иди, – бросил он Лошкареву, – я тебя догоню.

Он остановился у киоска, нервно поправил висевший на плече автомат и, не скрывая неприязни, спросил:

– Чего еще надо от меня? Я свое обещание выполнил, оставьте меня в покое.

В отличие от Василия, Хафиза выглядела невозмутимой и безмятежной.

– Не нужно нервничать, Вася.

Из-под длинных и пушистых ресниц на Косихина спокойно глядели черные глаза горянки.