Виктор Снежко - Чувства замедленного действия

– Руслан, – обратился к минометчику Махонин. – Завтра расчеты прибудут на заставу под твоим командованием. Задача: оборудовать позиции и произвести рекогносцировку на местности. По прибытии в полк пристреляешь квадраты сигнальными минами. Ясно?

– Так точно! – вытянулся перед командиром дагестанец.

Субординация военными соблюдалась неукоснительно, чего нельзя было сказать о милицейской заставе.

– Это никак у вас баня? – спросил Махонин и показал рукой на возвышающееся на отшибе бревенчатое здание, коптившее небо полупрозрачным дымком.

Некрытов утвердительно кивнул головой, чем вызвал неподдельный интерес и восторг военных.

– Баня – единственное, чем мы можем гордиться. Наши предшественники состряпали… Чем-чем, а парком балуемся ежедневно.

– Красиво живут люди! – почти простонал от зависти командир разведроты Хвостов. – Мы три месяца по-человечески не мылись.

Некрытов насторожился, почуяв выгоду в признании разведчика.

– За чем же дело стало? Прошу – в любой день. Весь полк помыть не обещаю, но командный состав – бога ради. Вот только с дровами у нас того, напряженка…

– Дрова будут, – сказал, как отрубил, Махонин. – Пошлем в лес бойцов, навалят сухостоя. Пары «Уралов» на первое время хватит?

– Более чем… – Некрытов провел ребром ладони по заволосевшей шее.

Подошедший Гусельников передал, как от сердца оторвал, бумажный мешок.

– Примите подарок от заставы. Как говорится, чем богаты…

Махонин без обиняков взял мешок и отдал его стоявшему рядом начальнику штаба.

– Благодарю. Грех отказываться.

Некрытов еще и еще раз убеждался в том, что на войне отношения между людьми, собратьями по оружию, становились проще и человечнее. Существующая реальность возможной смерти очищала души бойцов и делала их добрее и терпимее друг к другу.

Все мелочное и рутинное, неизменно сопутствующее каждому в мирной жизни, напрочь улетучивалось, как в весеннее половодье речка уносит зимний мусор, бесследно и безвозвратно.

Но была и оборотная сторона войны: глупый становился конченым дураком, скупой – стяжателем, а подлость нередко оборачивалась трусостью и предательством.

Бронетранспортер командира полка стоял под парами у блокпоста. Приняв в железное чрево четырех пассажиров, утробно рыкнув и обдав милиционеров вонючим выхлопом, он резво бросился в погоню за колонной.

Махонин слово сдержал. На следующий день с крыши здания дежурного по Станции на поселок нацелилось жерло станкового гранатомета. С противоположной стороны «зеленку» держали под прицелом два ствола установленной в кузове «ЗИЛа» зенитки, способной поражать как наземные, так и воздушные цели.

В помощь гранатометчикам был выделен взвод Ратникова. Белохвост, Софин и Калачов, споро работая лопатами, набивали грунтом мешки. Работа была нетяжелой – земляной холм возвышался у свежевыкопанного погреба. Труд биндюжников достался Баче, Портосу и Бубнову. Обливаясь потом, они носили неподъемные кули и переправляли их на крышу.

Наконец, кольцевая баррикада из мешков с землей была сооружена. Стены фортификационного «чуда» обложили бронежилетами, позаимствованными на время у милиционеров.

Некрытов наблюдал за работой, фланируя вдоль вагона и отчаянно скрипя новыми сапогами с высокими голяшками, добытыми в ГУОШе стараниями пронырливого Гусельникова. Сапоги напоминали мушкетерские ботфорты – широкие раструбы голенищ доходили до колен и сверху затягивались ремешками.

Из-за угла вагона появился Зайцев, на плече у него висела санитарная сумка с красным крестом посередине.

Еще издали Некрытов заметил, что глаза доктора подозрительно блестят, а чисто выбритое луноподобное лицо лоснится от удовольствия.

– Опять водку лакал с чеченцами, Док? – напустился на него Некрытов.

Зайцев поставил у ног сумку и прижал к груди ладони.

– Обижаешь, Комбат. Я трезв как никогда.

– Трезвый, говоришь?! – повысил голос Некрытов.

– Принял, принял на грудь немного… валерьянки. Сердце что-то защемило, – поспешил признаться Зайцев, зная незлобивый характер командира и помня русскую пословицу: повинную голову меч не сечет.

– Какая, к черту, валерьянка? От тебя водярой разит за версту.

– Ну, грешен, командир, каюсь. Сделал укол одному чеченцу, таблетками кое-какими его снабдил, вот он и угостил меня из благодарности.

– Отравят тебя когда-нибудь, попомни мои слова, дурья башка, – уже другим тоном произнес Некрытов.