Андрей Воронин - Слепой против бен Ладена

– Вы увиливаете от ответа. А сантэ... – Француз попытался выпить, но обнаружил, что в чашке уже ничего нет. – Какого дьявола, мсье Рашид! У вас дырявая посуда, из нее все вытекает к чертям...

– Вы только что выпили, – сказал Рашид.

– Неужели? Вот дьявол, это все из-за вас. Вы меня совершенно расстроили тем, что все время увиливаете от прямых ответов на мои вопросы, как какой-нибудь политик или, не к ночи будь помянут, дипломат.

– Мы ведь договорились: никаких интервью, – напомнил Рашид.

– А кто тут говорит об интервью? – преувеличенно изумился Алек Сивер. – Я пытаюсь завязать с вами дружескую беседу, а вы твердите, как попугай: интервью, интервью... Тот, кто собирается взять интервью, не пьет наравне с интервьюи... интер... вью... интервьюируемым!

– Хороша тема для застольной беседы – экстремизм, – заметил Рашид.

Сивер, казалось, глубоко задумался. Через некоторое время Рашиду начало казаться, что его собутыльник просто уснул, но в это самое мгновение журналист встрепенулся, снова налил себе и Рашиду водки и задумчиво понюхал чашку, как будто в ней была не водка, а что-то другое – кофе, например.

– Да, – сказал он с огорчением, – пожалуй, вы правы. Я по привычке взял чересчур широко. Мы, потомки русских эмигрантов, всю жизнь страдаем от избыточной широты своей натуры. В Европе это как-то не приветствуется, да... К черту экстремизм! Ясно ведь, что взрослый человек с нормальной психикой и приличной зарплатой не может одобрять хулиганских выходок молодежи, которой, по большому счету, безразлично, какие витрины бить и чьи машины жечь.

– Ну, не так уж и безразлично, – осторожно вставил Рашид.

– А, бросьте! Вы не были в Париже этой осенью, а я был. И я вам скажу как на духу: абсолютно безразлично! За все время молодежного бунта в Париже не было зарегистрировано ни одного случая, чтобы подростки, перед тем как поджечь машину, разыскали владельца и поинтересовались его вероисповеданием или хотя бы материальным положением. Нет, нет, мсье Рашид! Просто никто не позаботился направить их энергию в другое русло – использовать, так сказать, в мирных целях... Между прочим, вы как раз этим и занимаетесь: в поте лица своего роете для этого бурного потока новое русло. Только, знаете ли, весь поток туда все равно не войдет, да и то, что войдет, вскорости опять выплеснется наружу. Ну сколько ваших питомцев станут настоящими спортсменами? Один, два... ну десять!

– Десять – это уже на целый десяток больше, чем ни одного, – возразил Рашид. – Между прочим, мой наниматель прекрасно осознает, что клуб – это лишь капля в море... Это его собственные слова: капля в море усилий, которые надо приложить... Ну и так далее.

– А он неглуп, этот ваш наниматель, – заметил Сивер. – Эффекта от его затеи, по его же собственному признанию, – капля, зато ему честь и хвала... За него непременно надо выпить. Правда, пить за него было бы куда удобнее, будь у него имя...

– Я не знаю его имени, – моментально посуровев, отрезал Рашид. – И не сказал бы, даже если бы знал. Он намеренно сохраняет инкогнито, и теперь я понимаю почему. Ему не нужны обвинения, подобные тому, что вы только что произнесли. Именно поэтому...

– Бросьте, бросьте, мсье Рашид! – энергично замахал рукой журналист Алек Сивер. – Во-первых, я его ни в чем не обвиняю. Во-вторых, не беритесь судить о мотивах человека, о котором не знаете ровным счетом ничего, даже имени. А в-третьих, ну его к дьяволу, вашего нанимателя, вместе с его хваленым клубом! Ваше здоровье!

Он выпил, выплеснув водку прямо себе в горло размашистым жестом горького пьяницы. Рашид медленно последовал его примеру. Что-то в словах Алека Сивера больно его задело, неожиданно оказавшись созвучным собственным мыслям Рашида. Этот француз, пьяный или нет, во многом был прав. Человек без имени, с неизвестными мотивами, окруженный атмосферой секретности настолько, что даже в принадлежащий ему спортивный зал может войти далеко не каждый... В особенности это касается европейцев, и это действительно странно. Спорт для того и существует, чтобы о людях судили не по цвету кожи и вероисповеданию, а по тому, на что они способны, чего добились своим трудом и талантом. Спорт чужд любой розни, а ограничение доступа в спортивный клуб по расовому и религиозному признакам эту рознь, как ни крути, только разжигает...

– Давайте сузим тему. Я имею в виду, сами понимаете, терроризм, – продолжал говорить Алек Сивер. Он уже с заметным трудом ворочал языком, но твердо держался избранного курса. Рашид понял, что имеет дело с любителем поболтать о политике – именно поболтать, поскольку делать ее такие вот болтуны не могут, руки у них коротки. – Как вы, мсье Рашид, относитесь к международному терроризму? Только не говорите, что вы к нему не относитесь, я это уже слышал, благодарю покорно...