Сергей Майдуков - Слепая ярость

Бандиты пообещали отпустить Алену на все четыре стороны. Попридержали ее пока что в качестве заложницы на всякий пожарный, но даже пальцем не тронули и не чпокнули, хотя подмывало, конечно. Что обман раскроется, они не боялись. Уже завтра оба планировали смыться в Турцию, где их кореш открыл ресторан для отечественных туристов. Там Бумбараш и Горелый войдут в долю – на те бабки, которые им губернатор отвалит. А когда он просечет, что просчитался, будет поздно. Вот почему настроение у братков было приподнятое. Они завязывали с прошлой жизнью, завязывали красиво и чисто. Авось на том свете им зачтется, что четыре души не загубили. Могли и должны были, но не стали.

Закончив разговор, Бумбараш торжествующе посмотрел на кореша:

– Все. Купился.

– Поверил? – уточнил Горелый.

– Как последний лох. Так он лох и есть.

– Это Никодеев нас заказал? – тихо спросила Алена из своего угла.

Бандиты, забывшие о ее существовании, уставились на нее.

– Меньше знаешь – крепче спишь, – сказал Бумбараш.

– Но не тем холодным сном могилы [9], – добавил Горелый, обнаруживая знание классической поэзии.

– Недавно он узнал, что я его дочь, – сказала Алена.

– Хреновый у тебя папаша, – посочувствовал Горелый.

– Ну ничего, – успокоил Бумбараш, – зато матушка правильная. Вам всем спрятаться надо на время. У губернатора длинные руки.

– Вы меня отпустите?

Алена с надеждой посмотрела на одного, потом на другого.

– Отпустим, – кивнул Бумбараш. – Через час.

– Почему не сразу?

– Никодеев бабки пообещал прислать. Сюда. Заберем и распрощаемся.

– Зачем я вам?

– На всякий случай, – ответил Горелый. – Не бойся, не обидим.

– Все будет путем, – поддержал его Бумбараш.

Он очень и очень ошибался. Ничто не могло идти «путем», потому что Никодеев, пролив скупую мужскую слезу, уже отдал распоряжение командиру спецназа уничтожить банду рэкетиров, засевших в деревне Сосновка. «Не щадите извергов, – сурово произнес он в качестве напутствия. – Они заложников не пожалели, и вы их тоже не жалейте. Никаких пленных, никаких переговоров. В том доме уже четыре трупа. Один из них принадлежит двенадцатилетней девочке, сироте Насте Карташовой. И еще погибли две женщины, молодая и старая. И храбрый мужчина, пытавшийся их спасти. Поэтому не церемоньтесь там. Бейте из автоматов, закидывайте гранатами, хоть бомбу бросайте».

Спецназовцы прониклись. Сорок пять минут спустя дом был оцеплен – мышь не выскользнет. Наблюдатель сообщил, что видит одного бандита, вышедшего на крыльцо помочиться с пистолетом за поясом.

И понеслась душа в рай!

А пока шла перестрелка, Никодеев ждал поблизости, чтобы потом, когда все будет кончено, собственными глазами увидеть мертвые тела Лунева, Карташовой, Колесниковой и ее матери, так некстати вспомнившей молодость. Как была деревенской дурехой, так и осталась. И братки недалеко от нее ушли. На что они рассчитывали? Что им отвалят хренову кучу денег и отпустят? Как дети, ей-богу. Не знают, как в этом мире все устроено? Выживает сильнейший. Выживает подлейший. Выживает тот, кто не останавливается ни перед чем!

Бумбараш, получивший по пуле в печень, ногу и левое плечо, не имел ни малейших шансов выжить. Он не был ни подлейшим, ни сильнейшим. Он оглох от взрывов и почти ничего не видел. Кровь лилась из его глаз и ушей. Он пытался кричать, что сдается, что готов бросить оружие, но никто его не слушал. Эти парни в черных касках и бронежилетах приехали, чтобы убить его. Они не собирались вести переговоры, они не пытались освободить заложницу, они не предлагали выходить с поднятыми руками. Это был расстрел. Мочилово. Гасилово.

– У тебя есть обойма, Бумба? – завопил из сеней Горелый. – Бросай сюда! У меня голяк!

Он еще на что-то надеялся. С перебитыми ногами и вытекшим глазом. Бумбараш закатился истерическим хохотом. Он продолжал смеяться, когда в окна со всех сторон вломились спецназовцы, похожие на черных рыцарей. Один из них спрыгнул прямо на грудь Алены, сломав ей несколько ребер, но она ничего не почувствовала. Тому мясному манекену, который валялся на полу, было все равно.

Через секунду все равно стало Горелому. Добив его, черные рыцари стали обыскивать дом, в котором теперь можно было снимать фильм про войну. Тлели обои, струился дым, хрустело под ногами крошево того, что совсем недавно было посудой, утварью и прочими полезными вещами. А на полу лежали те, кто еще недавно были людьми. Разницы между ними и разбитыми горшками не было никакой.