Николай Стариков - Громовые степи

Вдруг в тишине грянул выстрел, потом другой. Вся масса заключенных всполошилась. Конвой ощетинился штыками. Из третьей колонны совершила побег одна восьмерка. Третий ряд в конце колонны неожиданно набросился на слишком близко подошедшего часового, заключенные выхватили у него винтовку и врассыпную стали уходить в темноту. Огонь открыл часовой с противоположной стороны дороги. Дозор, ставший на период привала сторожевым постом, также произвел несколько выстрелов по беглецам; с двух сторон от колонны пошли на преследование оперативные группы; резерв командира батальона дополнительно выставил по обоим флангам колонн парных часовых.

В томительном ожидании результатов преследования беглецов незаметно наступил рассвет. Вдали прозвучало еще несколько выстрелов, и снова тишина.

По окончании наспех организованного завтрака колонна тронулась в путь. Через полчаса возвратились оперативные группы, вместе с ним двое бежавших. На связанных из жердей носилках принесли еще одного, раненного в голову. По докладу старшего нарядов четверо бежавших были убиты, одному удалось уйти. Его видели, стреляли, но беглец, петляя, словно заяц, скрылся в балке, а потом его и там не оказалось. Винтовка была в руках у тяжело раненного. К превеликой радости, она была возвращена бойцу, которому за ротозейство грозил военный трибунал по прибытии в пункт назначения.

Как выяснилось, побег совершила восьмерка лиц, приговоренных к высшей мере наказания. В ходе движения колонны они постепенно сосредоточились в одном месте и, выбрав удобный момент, бросились на часового.

Нести раненого было поручено задержанным беглецам и их пособникам. Но уже после первого привала нести оказалось некого — задушили бедолагу, а кто, так выяснить и не удалось.

«Сам умер», — в один голос утверждали заключенные.

Может, и так, подробно разбираться не было времени, как, впрочем, и хоронить. В небольшой промоине забросали труп травой и комьями земли.

В середине дня идущая впереди колонны оперативная группа услышала шум танковых моторов, а затем из-за поворота появились на дороге десять «тридцатьчетверок». Из головного танка вышел командир, с которым комиссар конвоя договорился о порядке пропуска машин вдоль пешей колонны. Заключенным было приказано сойти за правую обочину и сесть на землю, часовым усилить внимание. Без паузы во времени танки на максимальной скорости прогрохотали у самых ног конвоируемых, засыпав их сантиметровым слоем пыли.

И удивительное дело, недовольных таким бесцеремонным отношением танкистов не оказалось. С радостной улыбкой, а то и со слезами на глазах смотрели заключенные вслед уходящим боевым машинам, увозящим на броне бойцов.

— Нам бы вот так, — говорит идущему рядом рябой заключенный.

— Если бы всех зэков поставить под ружье, немцам на нашей земле места не оказалось бы, — вторит ему невысокий чернявый, прихрамывая на правую ногу.

— Дяденьки, а вы попроситесь, — подал голос Женька Димитров, — вас обязательно возьмут в Красную Армию, вы хорошие, я знаю.

— Кто нас слушать будет. Никому мы уже не нужны.

— Если представится случай, обязательно буду проситься на фронт, срок-то у меня небольшой. — Узловатые в суставах пальцы говорившего нервно теребят снятую фуражку.

— А меня не возьмут, — с сожалением сказал рябой, — статья у меня дурная, 58-я, к которой я воистину отношения не имею.

— Да уж, с нею не сунешься.

Начальник конвоя прокладывает маршрут следования по устаревшей карте, стараясь миновать большие дороги, избегать путей передвижения войсковых частей. Но первейшая задача — не встретиться с авиацией противника. Конвоиры и заключенные окажутся совершенно беззащитными, если их пути пересекутся. Правда, командир батальона принял кое-какие меры, но это малое утешение. Еще перед началом движения конвоя ему обещали выделить два крупнокалиберных пулемета ДШК, но они так и не прибыли к сроку. По своей инициативе он сформировал пулеметное отделение из трех спаренных пулеметов системы «максим», смастерил для стрельбы по воздушным целям треногу собственной конструкции. Но «прикрытие» еще не имело подготовленных для этого бойцов.

На первом привале заключенный Славнов Александр, наблюдая за неумелыми действиями пулеметчиков, обратился к начальнику конвоя с просьбой назначить его в их команду, сказав, что знаком с этим делом.

— Кто ты такой, как оказался заключенным? — спросил командир батальона.