Николай Стариков - Офицер особого назначения

Не был исключением сегодняшний приезд. В их руках оказался шифр обмена радиограммами между резидентом и разведывательным центром вражеской группировки «Юг». Ланцов сделал то, над чем длительное время безуспешно трудились специалисты по дешифрированию. Наиболее важным было признание Усатым факта знакомства со «старшим лейтенантом» как коллегой по совместному обучению в разведывательной школе немцев. Это давало возможность на очной ставке окончательно разоблачить вражеского агента, позволяло выявить болтливого земляка и однокашника Усатого в органах контрразведки СМЕРШ.

В приподнятом настроении оперативники рассматривали содержимое привезенной Сергеем папки, изучали шифр, готовили текст первой радиограммы Зверя об отстранении Усатого от резидентства, планировали, когда и каким образом его задержать, да так, чтобы об этом не знали в СМЕРШ.

Ревность, как известно, может довести до безумия. Тому в истории масса примеров. Угроза ухода или сам уход, казалось бы, близкого человека, отягощенный неприязнью к истинному или мнимому обидчику, выбивает из жизненной колеи, озлобляет, толкает на необдуманные поступки, которые в спокойной обстановке показались бы нелепыми. В большей мере это неприятное чувство развито у мужчин, природой оно в них заложено. Спокойно справиться с ревностью еще никому не удавалось.

Усатый, безусловно, был волевым человеком. Он создал первую «Гидру», имел свою агентуру, налаженные связи с разведывательным центром вражеской группы армий Юг» и в то же время оказался не способным справиться с эмоциями.

После того как Зверь увез Ирину, радиостанцию, шифр — все, чем он жил последнее время, — оставил его охранять чужой дом без конкретного задания, Усатый впал в прострацию. Как выброшенная на берег рыба, не имеющая возможности что-либо изменить в своем положении, с застывшим взглядом, безвольно раскинутыми руками и ногами лежал он на кровати, бесцельно уставясь в потолок; обрывки мыслей туманили голову. У него была любимая женщина, безграничная власть над людьми. Теперь он должен всего лишь ожидать радиосигналы. Это для его-то деятельной натуры! Ну уж нет! Ему вспомнилась Ирина — нежное создание с колючими глазами. «Мог бы ведь обращаться с нею по-иному. Сколько она могла принести душевной радости! Теперь ничего нет».

И уже вслух добавил:

— А можно ведь еще все вернуть! Всего-то…

Неожиданно в «келью» влетела Ирина, наблюдавшая за подходами к дому.

— Усатый! — только и вымолвила она.

Тут же в комнату вошел Усатый без усов, раскрасневшийся от быстрой ходьбы. Туго перетянутый в поясе широким офицерским ремнем, со злобным выражением лица, он походил на осу, готовую ужалить. Не ожидая увидеть в этом доме Кавригина, которого он знал как офицера разведывательного отделения войск НКВД, Усатый опешил. Часто моргая, он молча уставился на сидевших за столом оперативников, переводя взгляд с одного на другого. Немного времени потребовалось на размышление бывшему резиденту, чтобы в полной мере осознать, кто перед ним.

— У вас есть какие-то вопросы? — нарушил молчание Кавригин, разглядывая застывшего у порога вражеского агента. Тот вознамерился вроде бы уйти, но, спохватившись, повернулся лицом к офицерам, выкрикнул:

— А, гады!

Усатый начал судорожно хвататься за кобуру и сумел выхватить наган.

Но в это время сбоку, со стороны радиостанции раздался негромкий выстрел. Усатый вздрогнул, покачнулся, стал медленно поворачиваться к стрелявшему. Ирина с испугу выронила пистолет, закрыла лицо руками в готовности к неизбежному.

Сергей нажал на головку штыря возле ножки стола, и Усатый вместе с половиком исчез в подземелье, а его револьвер отскочил к стене. Все произошло, казалось, в одно мгновение.

Не ожидавшие столь бурного развития событий обитатели «кельи» в изумлении уставились на раскрытый люк. Только что здесь стоял разгневанный Усатый, и вдруг его не стало. Зияющее темное отверстие тоже молчало.

Первой, как ни странно, нашлась Ирина. Она подняла свой пистолет и мелкими шажками на цыпочках приблизилась к провалу; вытянув шею, осторожно заглянула вниз. Усатый лежал на боку, поджав к подбородку ноги. На левом предплечье сквозь гимнастерку проступило обширное пятно крови. «Убила?! — мелькнуло в сознании. Но тут же вспомнила, как тот поворачивался с револьвером, направленным в ее сторону. — Притворяется, — сделала она окончательный вывод. — За все издевательства можно было бы и еще разок выстрелить в подлеца».