Александр Чагай - Каро-Кари

Микаэла вплотную приблизилась к Талдашеву, ее крепкие груди вздернулись у него перед глазами.

– Уже не хочешь меня? – шепнула она и улыбнулась весело и зло. Левой рукой она вдавила Бахыта Бахытович в спинку кресла, а правой сунула ему руку между ног, безжалостно сжав некогда грозный мужской инструмент.

– Отпусти! – вырвался крик отчаяния из глотки узбека. – Отпусти, гадина! Тварь! Стерва… – Из глаз Талдашева брызнули слезы, и, когда Микаэла отпустила его, он сполз на пол – жалкой и оплывшей массой.

Девушка брезгливо вздернула губу, отвернулась и направилась к брошенной ею одежде. Оделась, открыла дверь и вышла вон.

Ксан и Марат Логия прогуливались вдоль забора из рабицы, окружавшего территорию дипломатического анклава. И справа, и слева – пустоши, любой человек, наблюдатель или зевака, будет сразу заметен. Полицейские на контрольно-пропускных пунктах – не в счет.

День шел на убыль, и по исламабадским меркам было очень холодно – десять, одиннадцать градусов тепла, не больше. Да еще северный ветер разошелся не на шутку. Налетал свистящими порывами, пригибая к земле кустарник да чахлые деревца, расшвыривая во все стороны мусорные ошметки. Полицейские, поддевшие под форменные кителя толстые пуловеры, все равно зябли. Некоторые закутывались с головой в пашмины, стучали зубами и с изумлением провожали взором двух сумасшедших иностранцев, выползших на променад в такую жуткую погоду.

Ксан облачился в свитер и кожаную куртку, которые частично спасали от холода. А вот Логия вырядился в толстенный овчинный полушубок местного пошива, служивший надежной защитой от ветра и любой непогоды. Высокий ворот, широкие манжеты. Русские тулупы, которые прежде носили сторожа, смотрелись бы на его фоне жалкими кацавейками.

Мужчины исподлобья посматривали друг на друга, потом отводили взгляд и сосредоточенно изучали опавшую листву, шуршавшую в такт их шагам. Зимой в Исламабаде голых деревьев не бывает. Листья желтеют и жухнут до самой весны, чтобы передать эстафету своим зеленым и свежим собратьям.

– Мне это не нравится, – глухо говорил Марат, медленно ступая по промерзшей земле.

– Твое дело выполнять, а не пререкаться.

– Я исхожу из того, что все ваши решения одобрены шефом.

Ксан резко остановился и дернул за рукав Марата.

– Знатная шубейка. Не слишком приметная?

– Это профессиональный прием. У наружки я ассоциируюсь с дубленкой и, когда снимаю, становлюсь невидимкой.

– Запатентуй ноу-хау.

– Вы мне не ответили.

– А ты ни о чем не спрашивал. Все сам сказал. Исходи из того, из чего исходишь, и не лезь не в свое дело. Я мог бы этого и не говорить.

– Никогда ничем подобным в отношении наших не занимался… – проворчал Марат.

– Вот и пришла пора потерять девственность. Надо ехать. Каваджа ждет.

Ксан подтолкнул Марата к припаркованным невдалеке «паджеро» и древнему «датсуну» Логия.

Хасан был удивлен визитом своего русского знакомца в сопровождении другого мужчины. Однако лишних вопросов не задавал, ему было достаточно того, что Ксан выполняет свои обязательства. На этот раз конверт с деньгами был толще обычного, что прибавило хозяину дома хорошего настроения.

Русские провели в «тайной комнате» около получаса. Каваджа предложил гостям перед уходом выпить чаю, но те отказались. По всей видимости, что-то их заботило и они не были расположены к светской беседе.

Прощаясь Ксан напомнил:

– Не забудьте, что на этот раз к вам придет мой друг. Буду признателен, если вы окажете ему точно такое же гостеприимство, как и мне.

Князь заверил, что все будет бохут ача [31]. Он подозревал, что Ксан «завинтил» какую-то хитрую интригу, но не собирался докапываться до сути. Его услуги щедро вознаграждались, к тому же, находиться в центре каких-то непонятных, но, несомненно, интересных событий было приятно. Это придавало Кавадже значительности в его собственных глазах.

Марат «оседлал» свой «датсун» и умчался. Ксан не спрашивал, куда. По каким-то своим тайным делам. Логия не выносил мелочного контроля. Раз обещал, значит, можно было не беспокоиться, все будет исполнено «под ключ». Ксан и не беспокоился. Но на душе у него кошки скребли. Неужели так на него подействовал разговор с Логия? Тоже еще чистюля и моралист выискался! Да вся его работа заключалась в том, чтобы пакости другим устраивать. На такой работе порядочным человеком остаться никак нельзя. И он еще указывает…