Александр Чагай - Каро-Кари

Шантарский кашлянул.

– Да, я тоже так считаю. Но мы ничего не можем с этим поделать. Иначе Чечня снова погрузится в кровавый хаос.

– Ах, вот как? Ну да, конечно, сейчас там нет хаоса. Там похищают, убивают и насилуют упорядоченным образом. Не хаотично. Тебе это по нраву?

– Мне это не по нраву! – отчетливо выговорил Леонид. – Не по нраву! Но изменить такую ситуацию можно только постепенно, воспитывая людей, просвещая, обучая кадры…

– Кадры! – фыркнула Хамилла. – Это ты в своем посольстве про кадры можешь твердить. И пока ты это будешь делать, такие, как Горгуев и Ваха, еще многим исковеркают жизнь. Хотя, нет… Ваха этого уже не сделает.

– Ну хорошо, – смущенно сказал Шантарский, – что ты намерена делать?

– Я намерена привлечь внимание к бедственному положению моей родины.

– Но все считают «Ночхаллу» благотворительной организацией. Чтобы делать то, что ты хочешь, она должна изменить свой статус, заняться политикой…

– Политика мне не нужна, – твердо заявила чеченка. – Эта мышиная возня ничего не дает, кроме грязи и предательства. Нужны радикальные средства.

– У тебя муж, положение в обществе…

– Ты говоришь так, словно желаешь мне семейного счастья, – усмехнулась Хамилла. – Уже не собираешься похищать меня и увозить туда, где нас никто не знает и не найдет?

– Нет, отчего же, – сконфузился Шантарский. – Я… просто говорю о том, что есть…

– Идрис прекрасный человек, я готова повторять это сколько угодно. Он выручал меня в трудную минуту. Но я не любила его. И не люблю. Ты прав, я его использовала. Просто использовала. А то, не ровен час, превратилась бы в нищую беженку в очереди за гуманитарной помощью. Как бы я тогда достала Ваху? А так… – Хамилла улыбнулась.

– Тебе не обязательно было самой его убивать.

– Верно, не обязательно. Но это я должна была сделать сама. Разумеется, мне есть кому давать поручения. Их выполняют добросовестно и в срок.

– Постой… – Леонид потер лоб. – Так у тебя настоящая организация? Ну, конечно, как я раньше не догадался…

В Чечне ты была полевым командиром, приехала сюда и вновь создала отряд. Боевую, законспирированную группу. Вот что такое твоя «Ночхалла».

Хамилла кивнула.

– Сергея Рычкова твои убили?

– Он был опасен. Слишком глубоко копал и догадался о том, чем занимается «Ночхалла». Мы и твоего друга считаем опасным. И тебя. – Это было сказано спокойно и сухо. Шантарский вздрогнул.

– Что тут удивительного? Вы работаете на посольство, на официальную Москву, а значит, и на Горгуева. Вы мои враги.

Заметив, как вытянулась физиономия Шантарского, Хамилла не выдержала и прыснула.

– Неужели ты мог подумать, что гордая и независимая чеченка мигом поддастся твоим чарам и изменится? Увы, мой милый. Я знала, что вы серьезные противники, работаете «в поле» и хорошо работаете.

– И ты что, отдала приказ убить меня и Ксана?

– Глупо убивать каждого русского дипломата и разведчика. Это мало что изменит… Но для тебя я решила сделать исключение. Видишь ли, ты мне нравился, но одновременно ужасно раздражал своим бесцеремонным ухаживанием, а когда взялся за ремесло шантажиста, я уже не раздумывала.

– Но ты же говорила… уверяла… что стала относиться ко мне по-другому.

– Ты имеешь в виду наши романтические отношения? Что ж, я женщина, а всякая женщина слаба. Не буду отрицать и готова повторить – ты мне стал близок. Я изменю свое решение. Тебя не тронут.

– Изменишь, но еще не изменила… – пробормотал Леонид. – И за мной может прийти наемный убийца, так, что ли?

– Не бойся. Я все успею отменить. Потому что не хочу тебя терять. Конечно, этого мало, чтобы пойти за тобой куда глаза глядят. Вначале я легла с тобой из чистого расчета, чтобы информация, которую ты накопал, не была предана огласке. Я также учитывала и то, что ты, возможно, захочешь сделать меня своим агентом…

– Никогда! – горячо возразил Шантарский. – То есть, – продолжил он, замявшись, – не скажу, что таких мыслей у меня не было…

– Вот видишь.

– Но я бы не пошел на это. Не мог допустить, чтобы наши с тобой отношения сделались предметом агентурного мероприятия. Не хотел пересудов, смакования подробностей, пошлостей и сальных замечаний.

– Этому я верю, – кивнула женщина. – Я многому верю из того, о чем ты говоришь. Ведь я по-иному стала относиться к тебе. История старая как мир: женщина не сумела совладать с собой. – Хамилла усмехнулась. – Чувства взяли верх…

Шантарский попробовал пошутить: