Богдан Сушинский - Черные комиссары

Тактика взаимодействия с мониторами и бронекатерами оказалась, на удивление, эффективной. Как только на берегу обнаруживалась какая-то огневая точка или появлялся румынский патруль, катера тут же открывали по ним орудийный и пулеметный огонь, а вслед за этим появлялись десантники.

Румыны представления не имели о том, какие силы задействованы красными командирами в этой высадке. А то, что моряки и полевые стрелки действовали небольшими группами по пятнадцать-двадцать «штыков», возникая при этом из плавней, из прибрежных зарослей, что они появлялись буквально отовсюду – на реквизированных подводах или верхом на лошадях, а то и высаживаясь из рыбачьих каюков [52] Каюк – большая парусно-весельная, плоскодонная рыбачья лодка, которую местные, дунайские мастера сооружали по своим особым, старинным конструкциям. Такие же, очень крепкие, устойчивые каюки использовались рыбаками и на Днестровском лимане, в частности, для промыслового лова раков. или бронекатеров, окончательно сбивало их с толку и панически заставляло искать спасения в ближайших плавнях.

Уже темнело, когда небольшая группа бойцов Гродова блокировала на окраине поселка Пардины около четырех десятков румынских солдат, занявших круговую оборону на возвышенности вокруг церкви. Как сообщил попавший в плен жандарм, среди окруженных оказалось более десятка моряков, спасшихся с затонувшего неподалеку пограничного румынского катера. К тому же у них был пулемет с несколькими колодками патронов. Сам жандарм оказался в плену во время попытки части окруженных солдат прорваться со стороны кладбища. Десантники схватились тогда с ними в рукопашную, и Гродов сам сбил жандарма с ног и заставил просить пощады.

– Кто там, в церкви, старший? – по-румынски спросил его капитан, устроив жандарму импровизированный допрос под прикрытием одного из склепов.

– Священник, естественно, – пожал тот плечами. Жандарму было под пятьдесят, и всем своим видом он излучал усталость и безразличие ко всему, что вокруг него происходило.

– Речь идет не о священнике, но коль уж ты упомянул о нем… В церкви, кроме него, есть еще кто-либо из гражданских?

– Человек пятьдесят, в основном женщины и старики, несколько детей… Остальные ушли в сторону ближайшего урочища Костину-Маре, потому что знали, что русские, вы то есть, обязательно захватите Пардину. О десантах ваших здесь все наслышаны, а на реке шел бой между катерами. К тому же вчера с того берега поселок жестоко обстреляли ваши артиллеристы, а сегодня его дважды облетал самолет.

– Жестоко? Считаете, что наши пушкари обстреливают вас слишком жестоко? Следует полагать, что, в отличие от наших, румынские артиллеристы обстреливают советские города и села нежно?

– Я в поселке для того, чтобы поддерживать порядок, а не для того, чтобы воевать.

– Ладно, дискутировать будем потом. С гражданским населением все ясно. А кто командует военными?

– Капитан Штефан Олтяну. Артиллерист. Командир батареи.

– Вот как?! Уже любопытно. Коллега, значит. И где же его батарея?

– Не знаю, он прибыл сюда в сопровождении ординарца и еще семи солдат. Уже без орудий, причем самого раненого в бедро капитана привезли на подводе. Рана, как мне представляется, нетяжелая.

– Вы ведь местный жандарм, и все люди поселка знают вас?

– Не все, правда, любят и уважают, но это уж – как по отношению к нам, к жандармам, водится.

Гродов переглянулся с политруком отдельной роты морских пехотинцев Шатовым. Обычно этот вчерашний преподаватель гражданской мореходной школы благоразумно старался не вмешиваться в ход сугубо военных операций, больше заботясь о поддержании дисциплины и морального духа бойцов. Однако сейчас ротный комиссар почувствовал, что комбат сам нуждается в его поддержке.

– Какое решение мы намереваемся принять? – вежливо поинтересовался он, прибегая к своей излюбленной форме обращения, через «мы».

– Пытаемся обойтись без лишней крови наших моряков и людей, которые нашли приют в храме. Штурм на этом кладбище у храма будет не из легких, а направлять огонь корабельных орудий на храм и кладбище – тоже как-то не по-людски.

– Но ведь… Как только появляется возможность поступить по-людски, мы только так и стараемся поступать, – назидательным тоном напомнил он комбату, давая понять, что согласен принять любое решение командира.

Даже когда приходилось отчитывать кого-то из бойцов за нарушение дисциплины, комиссар обычно вежливо вопрошал: «Ну, и почему мы так “недисциплинарно” ведем себя? Что нам мешает уважать себя и своих товарищей?». А еще, забываясь, он нередко называл бойцов «курсантами», тем более что среди моряков действительно оказалось трое выпускников мореходной школы, в которой Шатов когда-то преподавал.